Манускрипт

– Москалів? За те, що нам жити спокійно не дають. Що мій батько, дід, прадід терпіли від москалів. Москалі, жиди і поляки – ось наші головні вороги! І ми будемо з ними боротися, доки не очистимо Галичину від ворогів.

– А что же немцы? Им-то служите…

– Німці звільнили нас від поляків, жидів і більшовиків. Дійде і до них черга. Щось я розговорився з вами… Вночі невістка бачила, як щось, що горить в небі падало. Так я думаю, що це був ваш літак. У нас тут, кажуть, в Тарнополі є партизанське підпілля, так вас, схоже, до них з Москви заслали допомагати. Та тільки літак не долетів трошки. Або куди ви летіли? Гаразд, це вже неважливо. Микола побіг на сусідній хутір, і скоро сюди приїдуть сват Януш у сином Петро. Там будемо вирішувати, кінчити вас або здати в комендатуру в Лановцах. Все зрозуміло? Мовчите? Значить, зрозуміли. А тепер якщо хтось ще раз щось скаже бюез мого дозволу, міцно вдарю.

– Ты рот-то нам не затыкай, иуда, – сказал я. – Вдарит он… Смотри, как бы тебе самому шею не свернуть.

– А я ж попереджав… – Опанас положил винтовку на пол, поднялся и двинулся в мою сторону, явно намереваясь отвесить мне очередную оплеуху.

Я только этого и ждал. Ну и что, пусть руки связаны, ноги-то свободны. Если бы Опанас знал, с кем связался, спеленал бы меня, как младенца. Но откуда ему было знать?! А потому удар ребром стопы под коленную чашечку вызвал у противника весьма неприятные ощущения. Настолько неприятные, что он задохнулся от собственного крика и грохнулся на задницу, обхватив руками несчастное колено.

Не теряя времени, я принял вертикальное положение, и следующий удар носком ботинка в подбородок на какое-то время отключил Опанаса. И тут же пришлось отбиваться от пса, с басовитым рычанием пытавшегося добраться до моей шеи. Вот тут была большая проблема! Эта животина весьма ловко уворачивалась от ударов ногами, в то же время пытаясь вцепиться в какую-нибудь часть моего тела. Помог Медынцев. Он умудрился пнуть скакавшую рядом собаку, и та на долю секунды отвлеклась. Этого мгновения мне хватило, чтобы нанести удар ногой в голову. Что-то хрустнуло, и псина свалилась на бок, в агонии дёргая задними лапами. Похоже, удар пришёлся в висок. Толерантные любители животных в будущем, вероятно, подняли бы вой по поводу убиенной собачки, но в тот момент я никакого сожаления от содеянного не испытывал. Тут выбора особого не было: либо я, либо этот волкодав размером хоть и не с телёнка, но достаточного, чтобы загрызть насмерть взрослого человека.

Теперь нужно было быстро освободиться. С этим проблем не возникло. Правда, запястья были перетянуты сыромятным ремнём на совесть, но против хорошо заточенной штыковой лопаты, весьма удачно стоявшей в углу хлева, и они оказались бессильны. Следом я освободил товарищей по несчастью, которые рвались этой самой лопатой чуть ли не расчленить предателя.

– Рано ещё его кончать, может, и пригодится нам этот Опанас, – сказал я. – Давайте лучше скрутим его как следует, да и кляп в рот засунем, чтобы не шумел.

Когда спелёнатый и мычащий Опанас лежал на подстилке из сена, я велел моим напарникам оставаться его стеречь, а сам отправился по душу снохи хуторянина. Винтовку я оставил товарищам. При Опанасе наших пистолетов и ножа не оказалось, на вопрос, где конфискованное у нас оружие, тот только ругался и сверлил нас ненавидящим взглядом. Устраивать допрос с пытками было некогда, нужно разобраться с женщиной.

Во дворе было уже темно, разве что на воротах висела всё та же керосиновая лампа да светились оба занавешенных оконца горницы. Это не считая неверного света луны, пытавшейся протиснуться между облаками. Не вляпаться бы в коровью лепёшку… Я тихо, на ощупь прокрался через сени, неслышно толкнул дверь в горницу, петли которой, на моё счастье, оказались смазаны так же хорошо, как и двери во двор. Наталка прибиралась, негромко напевая грустную песню:

А в ліску, в ліску, на жовтом піску
Ой дай Боже!
Зростання деревце тонко, високо,
Тонко, високе, в корінь глибоке,
В корінь глибоке, листом широко;
На те деревце гуси, лебеді,
Ой сидять, сидять, далеко бачать,
Ой бачать ж ува чисте поле,
Чисте поле, синє море,
На синьому морі корабель пливе,
А в тім кораблі кречна панна,
Кречна панночка тай й Маруненька…

Душевно у неё выходило, я аж заслушался. Когда она увидела меня, то замерла с тряпкой в руках и уже собралась было закричать, но я быстро шагнул вперёд и зажал ей рот ладонью. Не исключено, что сват Опанаса с сыном уже к хутору подъезжают, и крик может их насторожить.

– Тише, красавица, не шуми, иначе беда будет. Ты лучше скажи, куда пан Опанас наше оружие дел?

– Що з ним? – спросила она, когда я убрал ладонь.

– Живой он и ещё вполне здоровый… пока.