Манускрипт

– А это, – Вержбовский кивнул в сторону женщины, – супруга Владимира Владимировича, Вера Евсеевна.

Дама наклонила голову, никак не выражая своих чувств. Я тоже ограничился кивком.

– Присаживайтесь, господа, – пригласил бывший подполковник. – Ефим Николаевич, выпьете? Нет? Смею заметить, Ефиму Николаевичу принадлежала идея создания этого замечательного клуба на воде. Если бы не он и не его бьющая ключом энергия, ничего этого не было бы. А теперь у него свои отель и казино в Лас-Вегасе, не считая телерадиокомпании. Мало того, именно он снял фильм «Месть подаётся холодной» и написал несколько сценариев. А ведь прибыл в Америку весной тридцать восьмого без гроша в кармане!

– Мы тоже с женой и шестилетним сыном приплыли, имея на руках лишь сотню долларов, – усмехнулся писатель. – Пришлось бежать из охваченной антисемитскими настроениями Европы.

– К счастью, в Америке никто в паспорт не заглядывает, здесь настоящий Вавилон, – сказал Вержбовский. – Так вот, Ефим Николаевич – настоящий уникум, за что ни возьмётся – тут же всё превращается в золото. А ещё он настоящий храбрец…

– Виктор Аскольдович, право, прекращайте! Вы будто перед сватами невесту расхваливаете…

– Да что ж тут такого, Ефим Николаевич?! Как есть всё ваши заслуги, я ничего не преувеличиваю.

– Нет, в самом деле, вы довольно любопытная фигура, – вставил Набоков. – И швец, и жнец, и на дуде игрец, как говорят в России. Наверное, вы не обременены семьёй, если у вас на всё хватает времени…

– Это так, пока пребываю в статусе холостяка, – согласился я, невольно вспоминая Варю.

– Позвольте полюбопытствовать, Ефим Николаевич, о чём пишете?

– Вы слышали о недавно переведённых «Откровениях Будды»?

– Да, что-то такое слышал…

– Если в двух словах, то в этих «Откровениях» описывается будущее, в котором европейские страны под наплывом исламских иммигрантов объединяются в так называемый Европейский халифат. На этой истории и основана моя книга, написанная в новом жанре – антиутопия. Главная героиня – девушка, русская по рождению, которая ведёт свою войну с лидерами мусульманского мира. В общем, драматическая история. Большего пока, к сожалению, рассказать не могу. А вы над чем работаете, если не секрет?

– После «Подлинной жизни Себастьяна Найта» взял паузу. Много времени приходится отдавать преподавательской деятельности, нужно содержать семью.

– А у меня в загашнике есть одна любопытная и даже в чём-то провокационная история, которую мне рассказал один мой знакомый. Он пребывал в изрядном подпитии, а то бы вряд ли в таком признался… Я её никогда не напишу, а вот вы с вашим талантом могли бы попробовать.

– Провокационная, говорите? – оживился писатель.

– Угу, самая что ни на есть, и, чтобы такое написать, нужна определённая смелость. Так вот, мой знакомый признался, что испытывает тягу к девочкам-подросткам, которых называет нимфетками. То есть своего рода маленькими нимфами. Будучи литератором, он после развода приезжает поправить душевное здоровье в маленький городок в Новой Англии, снимает комнату у тридцатипятилетней вдовы, которая одна воспитывает двенадцатилетнюю дочь, назовём её Долорес. Нашего героя поражает её внешнее сходство с девочкой, в которую он был влюблён в детстве и умершей от болезни. Вдова влюбилась в постояльца, и они, пока дочка находится в летнем лагере, заключают брак. На это он пошёл исключительно ради того, чтобы находиться рядом с Долорес. При этом ведёт дневник, где описывает свои чувства к падчерице. Новоиспечённая жена прочитывает этот дневник, устраивает скандал, бежит на почту с письмами для родни и дочери, но попадает под машину и погибает…

Я вёл рассказ ещё минут пять, напрягая память и пытаясь изложить всё в как можно более сжатом виде.

– Поразительно! – всплеснул руками Владимир Владимирович, лишь только я закончил рассказ. – Поразительно, у меня ведь есть повесть «Волшебник», с сюжетом, в чём-то схожим с тем, что вы мне рассказали. Вы не читали её?

– К сожалению, пока нет.

– Почитайте, вы сами увидите сходство… Но ваша история, вернее, история вашего знакомого куда интереснее. Вера, запиши, пожалуйста, рассказ Ефима Николаевича, пока не забыла, а мне уже нужно идти к людям.

– Да, господин Набоков любезно согласился выступить сегодня перед русской публикой, – вставил Вержбовский, – с одной из лекций о русской литературе, которые читает для воспитанниц женского колледжа Уэлсли.

– Это будет не совсем лекция, – чуть поморщившись, поправил его Набоков. – Скорее, диалог между мной и слушателями. Кроме того, я расскажу о своих книгах, о том, что хотел донести до своего читателя. И объясню, почему не хочу возвращаться в СССР, несмотря на настоятельные просьбы и обещания создать мне все условия для жизни и творчества. Во всяком случае, высказанные до начала войны.

– Почему же? – непроизвольно вырвалось у меня.