Манускрипт

Перед моими глазами оказались скреплённые листы бумаги с отпечатанным на них текстом. Я внимательно прочитал документ, согласно которому издательство в лице мистера Малковича приобретало права на мою книгу и обещало выпустить её тиражом 50 тысяч экземпляров, а также выплатить аванс в размере 5 тысяч долларов и гонорар в зависимости от реализации «Экспансии». Нужно было расписаться в двух экземплярах, что я и сделал, после чего юридический статус бумаг был закреплён печатями, и один экземпляр перекочевал в мой портфель. Малкович проводил меня к окошечку кассы, где мне выдали перевязанную пачку пятидесятидолларовых купюр с физиономией президента Гранта. Не пересчитывая, я её также отправил в недра своего кожаного портфеля.

– Мистер Малкович, – обратился я на прощание, – если книга будет иметь успех, реально издать её на основных европейских языках?

– В принципе, почему бы и нет? Но в Европе сейчас полыхает война…

– Она будет полыхать ещё год, два максимум. Потом жизнь войдёт в мирное русло, и европейцев желательно заранее предупредить о готовящейся экспансии. Которую они же по глупости сами и организуют.

– То есть вы уверены, что всё, написанное в «Откровениях Будды», правда?

– А вы думаете, нет? Во всяком случае, кто предупреждён – тот вооружён. Так что подумайте над моим предложением.

Из Harper & Brothers я поехал в отель, и там, в тишине, принялся за просмотр рукописи с внесёнными синими чернилами правками. В целом редактор правил по делу, тем более правок оказалось немного. Задерживая свой взгляд только на них и лишь по диагонали читая уже знакомый текст, я уложился меньше чем в полтора часа. Тем не менее день клонился к закату, и даже смысла звонить Малковичу в издательство не было, наверняка он уже дома. Завтра заскочу к нему в офис, отдам рукопись и могу быть свободен. Останется только ждать выхода книги из печати.

Ну а что, так-то неплохо сложилось, вдвойне приятно, что роман был практически авторский, если не брать в расчёт несколько заимствованных у Чудиновой ходов. Эдак, чего доброго, могу и писателем заделаться, хотя корпению над рукописями моя деятельная натура усиленно сопротивлялась.

А теперь позвоним Вержбовскому, обрадуем его появлением своей персоны в Нью-Йорке, если, конечно, он сам куда-то по делам не уехал. Трубку подняла его супруга, обрадовалась моему звонку и с готовностью доложила, что муж сейчас в «Русском клубе», где, возможно, задержится допоздна, поскольку там сегодня в девять вечера начинается заседание литературного кружка «Славяне», гостем которого был писатель Владимир Набоков.

Ого, гляди-ка, кого заманил в свои сети Виктор Аскольдович! Кстати, Набоков ещё не написал свою «Лолиту», точно помню, разродился он этой книгой после войны. А вдруг в связи с изменением хода истории и не напишет? Тогда мировая литература много потеряет.

Ладно, бог с ним, с Набоковым, а к Вержбовскому можно и сейчас подъехать. Причём без предварительного звонка, хотя телефонный номер на «Орфее» я до сих пор помню наизусть. То-то будет сюрприз!

Ровно в 20.00 я ступил на мостик, переброшенный с причала на «Орфей», борта которого по-прежнему отливали нежно-бежевым цветом, а буквы в названии судна даже в сумерках полыхали ярко-красным.

– Здравствуйте, – встал на моём путь крепкий молодой человек. – К сожалению, сегодня закрытое мероприятие.

– Серьёзно? Жаль, а я собирался навестить старого друга, – по-русски ответил я.

– Кого именно? – приподняв левую бровь и также переходя на русский, с ленцой поинтересовался парень.

– Вержбовского Виктора Аскольдовича. Будь добр, передай ему, что тут его дожидается старый товарищ, прилетевший из Лас-Вегаса.

– Погодите-погодите… Ну точно! А я смотрю, кого вы мне напоминаете! Вы же Ефим Николаевич Сорокин, один из основателей «Русского клуба». Я вас на нашем хуторе видел года четыре тому назад, вы к Василию Антоновичу приезжали.

– Молодец, память у тебя хорошая, но не стоит кричать так на всю округу.

– Извините… Проходите, давайте я вас сам к Виктору Аскольдовичу проведу.

Вержбовский был в «Красной комнате», вёл беседу с мужчиной, на вид моим ровесником. Высоколобый, с объёмной залысиной и сигаретой во рту, он что-то вещал Виктору Аскольдовичу. А в глубине комнаты я разглядел тощую брюнетку со слегка выдающимся носом.

– Ба, Ефим Николаевич! Какими судьбами?! – расплываясь в улыбке, вскочил с кресла Вержбовский и двинулся мне навстречу, раскинув в стороны руки.

– Да вот, прилетел в Нью-Йорк утрясать дела со своей книгой, а заодно решил и вас навестить, – ответил я, освобождаясь из его объятий.

– Ого, вы уже и писателем заделались! Когда только всё успеваете… Кстати, хочу вас познакомить. – Он повернулся к мужчине, который поглядывал в мою сторону не без доли высокомерия. – Владимир Владимирович Набоков, русский писатель, эмигрант. Вы наверняка слышали, а может, даже читали его книги.

Набоков всё-таки соизволил подняться и сделать пару шагов навстречу, протягивая руку.

– «Защиту Лужина» читал, – честно признался я, чем вызвал у гостя одобрительно-удивлённое хмыканье.