Манул

— Не понимаю, за что тут десять золотых платить… — пробормотала Параска. Услышав о сорванном мужем денежном куше, она милостиво простила ему и сорок процентов, и даже подозрительный пивной душок. Женщина уже прикидывала, какие обновки купит на вырученные деньги. Воображение услужливо рисовало ей легкие шелка, бусы и ярко-красные кожаные сапожки, равные которым даже панская женка Ориська не носила. Параска уже успела представить лицо белоручки Ориськи, когда она придет к ней в гости в таких. Да, манул по ее мнению был скромным, но необычайно полезным приобретением.

— Городские, что с них взять, — отмахнулся от женки Тихон. Муж, в отличие от жены все раздумывал, когда сообщать дочурке «радостную весть». Боевое настроение вновь успело испариться, оголив всю тихоновскую нерешительность.

— Па, а может, себе его оставим? — решила попытать удачи Солоха, обернувшись к родителям.

— А на кой он нам ляд? — воскликнул Тихон, машинально потирая царапину на щеке. Зажить-то он успел, но болеть не перестал. — Он дикий, только выпусти — убежит. Мне и нашей Маньки выше крыши хватает!

Солоха фыркнула. Старая, линялая полуслепая кошка вряд ли могла считаться за хорошую мышеловку, но спорить с отцом она не посмела. Уж сильно ее настораживало его странное, немного нервное выражение лица.

— Ладно, пошли отсюда, — первой надоело смотреть на манула Параске, и она поспешила уйти из дурно пахнущего сарая, потянув за собой и Тихона. Муж покорно поплелся следом за женкой.

— И я, пожалуй, пойду, — задумчиво пробормотала Солоха, подкидывая в клетку кусок сушеного мяса. — Ну, отдыхай, манул.

Девушка выбежала наружу, прикрыв дверь сарайчика. Помещение моментально укутал уютный, расслабляющий полумрак. Возможно, человеку бы этот сумрак показался опасным, но манулу тьма была нипочем. Кот наконец успокоился, улегшись на сухую жесткую соломку, положив голову на лапы.

— И как же меня угораздило вляпаться в это?! — раздался по сарайчику раздраженный мужской голос.

* * *

Не успела Солоха заметить, как солнце начало понемногу заходить за горизонт. Где-то на горизонте, по обыкновению, вспыхнул алый закат, разлив по небу кровавое марево. Он окрасил в нежно-розовый даже пролетающие вдалеке перистые облачка. Жара наконец-то спала, позволив заработавшимся за день крестьянам пойти на речку и ополоснуться перед сном. Их настроя не сбивали даже тучи мошкары, собравшиеся по такому поводу возле берегов. Впрочем, привыкшие сельские не обращали на них никакого внимания. Сквозь плотную ткань рубашек, к величайшей досаде мошкары, было тяжело пробиться, поэтому кровососущим не осталось ничего лучшего, кроме как настырно кружиться, привлекая людское внимание.

Солоха любила летние вечера, с охотой приняв приглашение сельской молодежи пойти купаться. И сейчас, сидя на прогретом со дня песочке, слушая тихий плеск речных волн, вдыхая посвежевший к вечеру воздух, она думала о своем будущем. Задумчивость сменилась легкой грустью. Жить хотелось, приняв роль более яркую и запоминающуюся, чем участь необразованной селянки. Да вот только решимости изменить свою судьбу пока что отчаянно не хватало.

Девушка с интересом следила за баловством своих одногодок. Парубки купались, ныряли, взбаламучивая воду и пугая речных жаб. Их задорный гогот разлетался на километры, достигая не только чуткого уха Солохи, но и до другой стороны реки, где купались ребята из соседнего села.

Девушки были поспокойнее, собирая полевые цветы, выплетая из сорванного венки. Ходили они тихо и незаметно, бросая многозначительные взгляды в сторону реки.

Солоха поспешила отвернуться, встретившись взглядом с Малкой. Цыганочка окинула соседку долгим, пристальным взглядом.

— Отчего грустишь, нос повесила? — раздался над головой Солохи чей-то тихий, скрипучий голос.

— И ничего я не грущу, баба Матрена, — девушка улыбнулась. Бабу Матрену она любила. Старушка появилась в соседнем селе пять или шесть лет назад, до того странствуя по миру. Она поселилась на отшибе и по какому-то странному стечению обстоятельств очень сдружилась именно с Солохой. Сама же девушка очень любила слушать Матренины байки про край земли, про райские земли вечного лета, про летающих китов и ламантинов. К тому же сельские успели убедиться, что бабка Матрена не только сказки горазда была баять, но и отлично разбиралась в лекарском деле. За эти годы она успела очень многих избавить от мигреней, ревматизма, и прочих коварных недугов.

Знала толк она и в ветеринарном деле, спасая даже больных цыплят и гусят.

— А чего тогда лицо такое невеселое? — Матрена ловко присела рядом. Несмотря на свой возраст, она отлично себя чувствовала, проявляя чудеса старушечьей ловкости. — Девушке твоего возраста не подобает хмуриться. Морщины раньше появятся. Радуйся, пока молода. Жизнь ещё успеет тебя поломать.