Манкая

— Майор, ты жив? — подошел к Артёму и присел на корточки рядом с ним. — Ну, всё, брат, всё уже. Уймись. Все свои тут.

— Нет никого. Всех потерял! Слышишь?! Всех! Полегли рядком прямо в проулке. А я выжил. И как теперь, а? Скажи мне?! — что ответить боевому офицеру, раненому и придавленному страшными воспоминаниями?

Что ответить защитнику Отечества? Как, чем помочь?

— Давай завтра подумаем, Артём. Смотри, жену напугал, соседей переполошил. — Артём мутно взглянул на Свету.

— Светка… Светка моя…

Жена его заплакала тихо, беззвучно, чем и привела в разум мужа.

— Вставай, помогу, — Митя поднял Заварзина и потянул по лестнице вверх.

Светлана подскочила помочь.

— Света, вы что? Идите лучше дверь откройте. Сам я, — Митя перехватил покрепче Артёма и втащил в квартиру.

Там он уложил офицера в постель и тот унялся, застыл, прикрыл глаза и задышал мирно.

Уже в коридоре большой, уютной квартиры, нагнала Митю Света.

— Дима, спасибо тебе. Так-то он тихий. Раза два в год напивается и себя не помнит. Вот выскочил бы на улицу, а там полиция приняла бы. Избили бы страшно! Станут они разбираться, кто больной, кто здоровый, когда Тёмка на них с кулаками. Уже сколько раз после таких вот его приключений на больничной койке оказывался. По месяцу валялся синий весь. На этот раз обошлось. Где ж ты раньше был?

— Света, какие благодарности. Что вы?

— Дим, он ни за что Юльку не обидел бы. Если бы не она, Тёмка давно уже на том свете был. Нянчится с ним, разговаривает. Тёма так и говорит: "Душу она мне лечит". Вот что на его сегодня нашло? Не знаю даже. Да от безделья все! На работу не берут. Пенсия хорошая, жить можно, а чем его занять? Мается он, неприкаянный.

— Он спать будет? Может, мне остаться?

— Что ты! Он уснет, а завтра уже нормальный встанет. Так всегда с ним.

Митька смотрел на жену офицера и понимал, что мается не только сам Заварзин, а еще вот эта отважная, симпатичная женщина. Еще Митька подумал, что давно уже не встречал таких самоотверженных девушек. Что Света, что Юля, обе за мужей и в огонь и в воду. А говорят, москвички надменные, чванливые и алчные.

Митька открыл дверь, а там, на лестничной площадке третьего этажа собрались все соседи, за исключением Юльки, Киры и Давы.

— Димитрий, как там? Тихо? — Яков Моисеевич стоял в первом ряду, прикрывая собой Фиру, Дору и Ирину.

— Все нормально. Майор уснул.

— Светочка, — Ирина Леонидовна жене офицерской. — Юленька просила передать, что зайдет другим днем. Сказала, что снова нужно «проколоть» Артемия и она все сделает. И лекарства принесет завтра.

Светлана вышла из-за спины Широкова и обратилась к соседям…. Даже не так, к близким людям.

— Бога ради, простите.

Молчание, а потом голос Гойцмана с киванием и убедительными взглядами дам:

— Света, ви в своем уме? Опять эти ваши вечные «простите»? Муж ваш не дал когда-то хулиганам Гойцмана жизни лишить! И я, таки, уважительно отношусь к нему, как и все ми здесь. Забудьте все свои слова и пойдите отдыхать, — потом Яков Моисеевич выдал речь для Широкова. — А ви, Димитрий, прямо таки шикарный рыцарь. Кулаками махать вас в ресторации научили? Однако…

Фира не удержавшись, прыснула, за ней сморщила в улыбке старческие щечки и Дора. А Ирина Леонидовна, зорко, внимательно смотрела на Митю, похоже, решая в голове некую задачу.

— Спасибо вам, дорогие мои. А тебе, Дим, отдельно, — Света обняла Широкова коротко.

Соседи промолчали деликатно, и так же деликатно засобирались по домам. Сестрички вплыли в свою огромную ювелирную квартиру, Яков Моисеевич спустился по лестнице, предварительно поручкавшись с Митей, а Ирина Леонидовна осталась буравить взглядом кавалергарда ярославского.

— Ирина Леонидовна, не то, чтобы я против был, но вы так на меня смотрите, словно я бомба с детонатором.

— Митя, давай ко мне на два слова и чашку коньяку. Отказа не приму.

Ну, что сказать? Гранд дама умела поддать в голос убедительности, выразить взглядом уверенность. Обозначить изгибом брови настоятельную просьбу, которую принять иначе как приказом было невозможно.

— Я бы выпил кофе, — единственное возражение, которое Широков счел уместным в данной ситуации, было принято Ириной, что она и продемонстрировала, кивнув важно и значимо.

В квартире мадам Шульц, Митька снова узрел все признаки старого, антикварного дома, почувствовал исключительный колорит московской, старой жизни. Шкафы, столы и столики, пуфы, зеркала, кресла, все это, из позапрошлого века, в прекрасном состоянии. Изумительный, неповторимый стиль. Пожалуй, Митя засмотрелся бы на книги и картины, на фарфор и фотографии, если бы Ирина Леонидовна дала ему такую возможность. Но она не дала, приступив с допросом, мягко говоря, интимного характера.

— Ты ведь понимаешь, Мить, что дело гиблое?

Странно, но Митька сразу понял, о чем она, и, следуя ее деловому тону, ответил так же, коротко и по существу:

— Понимаю.

— Что будешь делать? — Митя задумался, и отвечать не спешил.