Манька-принцесса (сборник)

Петрович сидел на рабочем месте и невидящими глазами смотрел в бумаги. Его думы медленно вращались вокруг прошедшей жизни. Он вдруг физически ощутил бег времени – как будто его что-то незримое зажало в тиски и не давало шевельнуться, а жизнь стремительно мчалась, забыв о Романе… За окном мощный каштан вот-вот лишится последних листьев. Они, потемневшие, с завидным упорством держались длинными черенками за ветки… «Так человек держится за жизнь», – мелькнуло в его мозгу. Петрович вдруг ощутил влажный осенний воздух, пропитанный прелым запахом листьев. Вокруг него сидели коллеги. Ближе всех – Светлана Лялина, совсем молодая еще девчушка. Кажется, она ждала ребенка. Она недолюбливала Петровича, он знал об этом и догадывался почему: грядет сокращение в конце года, девица без диплома, хотя работает много и добросовестно. Как-то Роман Петрович случайно услышал Светкину реплику: «Пенсионеры могли бы освободить рабочие места для молодых! А то, ишь ты, получают и пенсию и зарплату!» Он не стал тогда расстраиваться из-за услышанного, а работать решил, пока не уволят.

Углубившись в свои мысли и одновременно пересматривая чертежи, Петрович пропустил начало горячей дискуссии, в которую, оказывается, были вовлечены все, кроме него. Речь шла о современном питании. Наташка Гурина, красноречиво окинув располневшую в последнее время фигуру Лялиной, старалась доказать: «Нам, Лялька, только на пользу меньше кушать, стройнее будем», милостиво употребив множественное «нам».

Щеки Лялиной стали пунцовыми, она вздернула вверх подбородок, попыталась было принять независимый вид, но… неожиданно для всех и себя расплакалась.

Плакала Светка взахлеб, с подвываниями, как будто долго ждала этого момента. Бумажные салфетки быстро намокали, потом и совсем закончились. Слезы капали на стол, попадали на бумаги, оставляя вздувшиеся мокрые пятна. Когда потекло из носа, Лялина скомкала шелковый шарфик, предмет зависти Наташки, и с облегчением в него высморкалась.

Коллеги в растерянности замолчали, глядя во все глаза на девушку. Все одновременно увидели Светкин живот, явно выпирающий из свободной туники. Роман Петрович подошел к Лялиной, с потерянным видом держа в руке наполненный водой стакан. На лицах коллег застыл вопрос. Наташка, стараясь превратить все в шутку, спросила:

– Лялька, да ты никак ожидаешь прибавления? Но это же здорово! Почему до сих пор скрывала? Так вы с Денисом поженились или это еще впереди?

Наконец вопросы иссякли. Наташка и многие сотрудники знали, что Лялина живет с молодым человеком в гражданском браке на съемной квартире. Между тем Светка взяла себя в руки, рыдать перестала, лишь изредка всхлипывала. Шарфиком пыталась вытереть мокрые от слез пятна на документах. Потом, ни на кого не глядя, взяла из рук Петровича стакан и, выбивая зубами о его краешек мелкую дробь, залпом выпила всю воду. Она как-то вдруг на глазах раздалась вширь, даже отодвинула стул, на котором сидела, чтобы не касаться животом стола.

Вопросительные лица коллег все еще были устремлены в сторону Лялиной, и она, чтобы закрыть тему, бросила:

– Впереди, кроме ребенка, ничего не будет!

Потом, помолчав, жестко добавила:

– Моего ребенка!

После этих слов стала водить мышкой по экрану компьютера. Наташка, надеясь выяснить вопрос до конца, нарочито будничным тоном спросила:

– Лялька, а в декрет когда ты уходишь? Я к тому, что тебя в новый проект вписывать или как?..

– Или как, – ответила Лялина, горестно усмехнувшись, приводя в порядок бумаги.

Петрович между тем, сидя на рабочем месте, удивлялся про себя, как это его вездесущие коллеги не видели до сих пор, что девица в положении. Лично он давно это приметил, хотя Светка искусно маскировала свою фигуру.

Рабочее время подошло к концу, и все заспешили по домам.

Необычный день выдался сегодня для Петровича. С самого утра его преследовал будоражащий запах весны, хотя за окном было начало октября. Удивительно, но инцидент с Лялиной внес еще больше смятения в его настроение. Впервые за долгие годы он почувствовал, что жаждет перемен.

В квартиру Петрович заходил с твердым намерением хоть что-то изменить в своей жизни. Что именно менять, пока не обозначил, потому как мысли были сумбурными, противоречащими друг другу. Самым настойчивым был вопрос: что будет завтра и ощутит ли он, Роман, это завтра? И если не ощутит, как тогда жить? Да, листья в конце концов упадут… Ему стало неуютно, и он забеспокоился. Пройденный путь показался никчемным, и Петрович вынужден был согласиться: его жизненный сюжет крайне убогий.