Манипулятор

— Я нормально собираю! Собираю, как могу! — завелся я. — Не нравится, давай, поменяемся местами, ты будешь собирать, а я укладывать!? Я тебе уже это говорил!

— Это проще всего свалить работу на другого! — выпалил отец.

— Я не сваливаю! Я еще раз говорю, собираю, как могу! — громко продолжал я. — Я не могу, как ты, собирать по часу одну накладную, мы так до вечера будем торчать на складе и никуда не уедем! Собирай сам, какие проблемы!? А я буду укладывать и в машину носить!

— Нет, ты будешь собирать, как надо! Понял!? — зло уставился на меня отец и ткнул себя пальцем в грудь. — Это я тебе говорю!

Я опешил. Стоял и растерянно смотрел на отца, понимая, что вижу в нем что-то новое. Таких замашек с его стороны я раньше не наблюдал. Были стычки, но не такие. Упертый на характер отец, раньше достаточно легко шел на компромисс, даже часто принимал другую сторону. А тут… Мы никогда не выясняли с ним, кто в нашем бизнесе главный. Да и как выяснять? Да и зачем? Это же глупо. Начали вместе, с нуля. Все поровну. Но в тот момент я стоял перед отцом на кухне, совсем как на картине «Петр I допрашивает царевича Алексея», и мой нараставший гнев смешался с растерянностью. Что-то промелькнуло в словах отца. Едва уловимое. «Дзинь», издало мое сознание тихий внутренний сигнал, будто рыбацкий колокольчик. «Дзинь». И тишина.

И тут же внутри меня накатил гнев, я едва сдержался. Захотелось взорваться и возразить, но я огромным усилием затолкал свою уязвленную гордость в дальний уголок души и ответил лишь: «Ладно, давай, не будем».

Я отмахнулся от разговора и вышел из кухни. Настроение испортилось вмиг. В коридоре миновал удивленную мать, услышавшую громкие голоса на кухне, учуявшую запах скандала и уже спешившую на кухню с интересом.

— Что случилось? — бросила она мне вдогонку.

Я не ответил, сел на балконный диванчик, закурил и уставился на улицу.

— Вот так ты все делаешь! — раздался позади голос отца.

— Как «так» я все делаю? — удивленно обернувшись и вновь закипая, сказал я.

— Работаешь тяп-ляп, спустя рукава, а потом нам приходится за тобой исправлять ошибки! — зашел на балкон отец, вытянул сигарету из пачки, закурил. — Постоянно не докладываешь в киоски товар!

— Слушай! Я не пойму! — меня понесло. — Тебе чего не нравится!? Не нравится, как я собираю!? Я тебе уже говорил, собирай сам! Не можешь или не хочешь!? Это твои проблемы, значит, не мешай мне собирать, буду собирать, как умею! Тебе чего не нравится-то!? Чего ты мне указываешь вечно!? За собой следи!

Отец на долю секунды опешил и тут же налился гневом.

— Я твой отец!! — выпалил он, сверля меня прищуром жесткого взгляда. — Ты!! Сопляк!!! И если я тебе говорю, как надо делать, значит так и надо делать!

Я растерялся, точно не был уверен, но мне показалось, что отец впервые за время нашей деятельности опустился до прямого оскорбления. Отец перешел незримую черту.

— Знаешь что, если тебя что-то не устраивает в совместной работе, мы можем разделиться! — Обозлился я, кипя гневом. — Распродадим товар, продадим «газель», поделим деньги и разбежимся! Каждый в свою сторону! Какие проблемы!?

— Ничего мы делить не будем! «Газель» вообще куплена на мои деньги с книжки, так что она моя! — безапелляционно заявил отец, да так быстро, будто вопрос принадлежности общей машины обдумывался и решался и решен им про себя уже давно.

— Ну, — запнулся я. — Да почему она твоя? Хотя…

— Потому, что я сюда вносил свои личные деньги с книжки! — продолжил давить меня отец. — Сначала восемьдесят тысяч снял, принес в том году и при покупке снимал и докладывал свои тридцать, забыл!?

— Почему забыл? — сказал я уже без энтузиазма, понимая, что против правды не попрешь, да и не имея такого желания, а имея убеждение, что любые прочные отношения могут быть основаны лишь на честности и порядочности. — Все я помню.

Мне не хотелось продолжать препирания. И не потому, что отец меня прижал. Это для меня не имело значения. Мне противной казалась сама тема спора. Мелкая никчемная дележка между отцом и сыном — как же это отвратительно. Я обмяк и отступил.

— Ну, а раз помнишь, то и закрой рот и сиди, помалкивай! — торжествовал отец.

Я докурил, встал с диванчика. Нестерпимо захотелось уйти из дома.

— Хорошо, давай, оставим эту тему, — буркнул я и вышел с балкона, столкнувшись снова с матерью, кружившей рядышком подле скандала.

Внутри стало гадко и неуютно. Я чувствовал — случилось что-то важное и неприятное. Что именно, я еще не осознавал, оттого тяжесть в груди казалась больше. Хотелось уйти подальше, остаться одному или выговориться. Я позвонил Вовке.

— Привет, чего делаешь? — негромко, стараясь держать нейтральный тон, сказал я.

— Здарова, Рамзес!!! — заорал тот в трубку, чавкая. — Жру на кухне, только с работы пришел!

— Пошли в «Небеса», — предложил я.

— Блин, Рамзес! — засопел Вовка в трубку. — Чо-та устал я, ноги отваливаются, голова болит. Не смогу, наверное, Рамзес! Давай, в другой раз, на выходные, например!?

— Блин, жаль, — выдохнул я. — Ну, ладно, давай, в выходные. Отдыхай уж, лентяй!