Мания приличия

— Потому что оно садистское? — Джиён засмеялся. — Нет-нет, это шутка. Но почему нет, если я могу себе это позволить?

— Просто поэтому? Могу себе позволить, поэтому делаю?!

— Да, и попробуй запрети, — пожал плечами Джиён и опять откинулся на шезлонг, спрятавшись под солнечными очками, в которых бликовали лучи.

— Скотина зажравшаяся, — обозвалась я по-русски.

— Прекрати материться.

— Я не матерюсь.

— Черт тебя знает, я же не учил русский.

— Говорю тебе — я не матерюсь.

— И я должен поверить тебе на слово?

— Я же тебе верю.

— Ну, так потому ты и дура, Даша. — Я села и, дотянувшись до него, ударила его в грудь, от чего он подскочил. Не совсем на ноги, но согнулся пополам, явно недовольный таким обращением со своей царской персоной. — Что?

— Ты и оскорблять меня будешь, потому что можешь себе это позволить? Зашибись идеальная неделька!

— А не ты ли начала называть мою жизнь существованием? Хорошо, давай говорить по-умному. Вернёмся к этимологии слова. Смотри, вон стоят стулья. Что мы можем о них сказать? Они существуют. Не так ли? — Я растеряно озиралась с него на стулья, ничего не говоря и не делая. — Вон на небе облако. Оно существует. А вот лежат Гахо и Джоли. Ты скажешь «у тебя существуют собаки» или всё-таки «у тебя живут собаки»? Живут, не так ли? О любом животном, живом создании мы говорим «живёт». А о стуле мы можем сказать «живёт стул»? Глупо звучит, правда? Начинаешь схватывать разницу? Нет-нет, дело не в одушевленности или предметности. Дело в наличии воли. Воля движет, и тогда живут, если же это статичная вещь, и никакой внутренний импульс ею не движет, то она существует. Так вот, Даша, в моей жизни всем движет именно моя воля, а когда ты начинаешь свою волынку по поводу несчастного существования… Что я тебе могу сказать? Не будь стулом, Даша, и будешь жить, а не существовать. — Джиён поднялся, захватив с собой книгу. — Что касается идеальной недели — завтра она заканчивается.

— Да и начиналась ли она? — скептично бросила я вслед. — Идеалов ведь не существует. Или они не живут? — Бесишь, блядь, как же бесишь, — приговаривая сквозь зубы, пошаркал сланцами Дракон в сторону особняка, но остановился и развернулся ко мне. — Я не суеверный человек, как ты могла понять. Но около года назад мне предсказала одна гадалка… она сказала, что когда появится белая женщина, то погибнет дракон. — Эта гадалка ещё жива? — не дрогнула я. — Да, с ней всё в порядке. А вот меня, мне кажется, всё-таки приебут из-за тебя однажды. — А вот после этих странных и неоправданных слов по мне пошла мелкая дрожь. Зачем он так говорит? — Потому что я тебя бешу? Не вижу логики. — Не всё в этом мире логично. — Это говоришь мне ты? — Кто-то же тебе это должен сказать. — Всё, что мне можно было сказать, говоришь мне ты. Возможно, слишком рано, не вовремя, не к месту, не подготовив меня к этому. — Извини, я не мастер австралийских поцелуев. — Чего? — Ну, это когда плюют на ладонь и смачивают, чтобы не драть на сухую, чтобы легче входило. — Я сморщила нос, явив на лице гадливость. — Это тоже сейчас без подготовки на тебя обрушилось? Я же сказал, не мастер я… — Ты мерзкий и тошный, — огрызнулась я, почему-то представив всё, о чем он говорил, при этом с его участием. Ненавижу свою привычку мыслить картинками. — Не волнуйся, кое-чего ты от меня никогда не услышишь. — Правды? — Отчего же? Я щедр на правду. Не моя вина, что ты не умеешь отличить её от моей лжи. — Я даже не знаю, пыталась ли я это делать? Как мы уже выяснили, я полная дура, потому что верю всему. И я хочу так жить: доверяя. Это не мой недостаток. Недостатки у тех людей, которые пытаются меня обмануть. Это они неправы, когда врут. А моё доверие — это не грех. Доверять тоже нужно уметь. Ты вот не умеешь, похоже. — Возможно, когда-то мне надоело быть полным дураком, и я решил избавиться от этой вредной привычки. Но если кому-то нравится проигрывать и находиться в глупом положении — это его право, он может настаивать на своём, а не подстраиваться под законы жизни. — Так, ты всё-таки подстраиваешься подо что-то? Не везде правит твоя воля? — Я говорил тебе как-то, что не брезговал подчиняться и прислуживать. Да, сейчас мне это уже не по статусу. Относительно людей. Но жизнь, судьба, рок — это некие великие вещи, которые никто из нас не переиграет. С ними нужно найти общий язык, их правила следует принять. Не выдуманного Бога, которому мы приписываем сочиненные нами же самими законы, и с удовольствием их выполняем, ибо они согласуются с нашим разумением. Нет, надо чтить те законы, которые рождаются неписано, которые не меняются из века в век, какая бы форма правления не устанавливалась, и какая бы религия не занимала трон. — Джиён резко замолчал. — Зачем я говорю тебе всё это? Ты же не собираешься меняться и принимать это к сведению. — Опять отвернувшись, он продолжил путь домой. — Джиён! — остановила я его окликом. — Так что же я от тебя никогда не услышу? — То, что я никогда не произнесу, — с какой-то черной иронией изрек он. Дверь за ним задвинулась, оставив меня на жаре в компании двух шарпеев.