Манифик

Вчерашним вечером она скачала приложение каршеринга на телефон, запланировав сегодня осмотреть другой табун лошадиных сил, чтобы поменять свой на новый, раз свой начал капризничать. Дрозд не любила капризы ни от людей, ни от техники. Может, потому после первого брака почти никогда не задумывалась о семье и ребенке. Она считала, что будет деспотичной матерью, потому не хотела, чтобы кто-то страдал, а она подспудно это понимала и чувствовала вину перед маленьким чадом. Вот ее маман никогда этого переживания не испытывала, она уверена в своей идеальности, потому счастлива. Почему Дрозд не такая, ведь у нее живой пример перед глазами и гены, – непонятно.

Вчерашний перформанс, на который она потратила кучу денег, тоже особой радости не принес. Во-первых, толпы входящих и сутолока. Во-вторых, охрана на входе хуже, чем в аэропорту, ей даже показалось, они выводили кого-то из толпы. Помнила тщедушного паренька, которого окружили два бугая с проводами в ушах и удерживали его, причем руками не трогали, наверное, один их вид вызывал в несчастном страх и трепет. Дальше уверенной спортивной походкой к ним подошел мужчина поприземистее. Он что-то долго объяснял, но без внешних проявлений агрессии. Дрозд даже приостановилась в потоке движущихся к счастью, которое нужно было получить на представлении. Она хотела разглядеть, чем такая ситуация закончится. Наконец третий достал бумажник и выдал несчастному купюры. При этом мужчина обернулся по сторонам и встретился глазами со следователем. Дрозд быстро посмотрела в другую сторону. Затем искоса снова взглянула на него, мужчина не отворачивался. Тогда Виталина резко поправила сумку на плече и прошла к магнитной рамке. Остальной вечер оставил у нее меньше впечатлений. Все было как-то пафосно, а оттого теряло смысл. Она была убеждена, что счастье – это когда без пафоса.

Придя на работу, первым делом она поинтересовалась у Семена, как прошла «инспекция» психиатрической клиники. Семен охарактеризовал вчерашний поход словом «ужасно».

– Что так? Медсестра не согласилась на ужин в ресторане с продолжением и просто взяла деньги?

Помощники переглянулись, при этом на щеках Александра появились красные пятна. Дрозд подняла брови в вопросе и поправила очки.

– Я вчера ее в ресторан водил. Не Семен, – пробубнил Шура.

– Она нас на восемь лет старше, – почему-то добавил Семен, видимо поясняя, почему не он взял на себя такую миссию, – и у нее ребенок.

– Нет-нет, эти подробности к психологу, – махнула рукой следователь, желая прекратить начатую по собственной неосторожности тему. – Мне, пожалуйста, по делу.

Семен ответил, что если по делу, то он в шоке. Сказал, что у беглого больного, похоже, с мамашей тоже не все в порядке. Его лечащий врач рассказал, что там какие-то инцестуальные вещи между больным и матерью. На что Дрозд заметила, что рада глубоким познаниям Семена в психологизме детско-родительских отношений, но это снова не в русле задаваемого ею вопроса.

– Нет-нет, правда. Не в фигуральном смысле. По-настоящему, – закивал Семен. – Я с доктором говорил, а он это со слов матери записывал. В психушке наш больной на колени падает, прощения у матери просит, когда та приходит навестить, а домой возвращается и насилует в прямом смысле, когда обостряется. Она его снова сдает, побои снимает, и через месяц-другой история повторяется.

Тут скривилась даже Дрозд. Но ведь такой точно мог совершить убийство, теперь важно понять, сколько он отсутствовал в больнице, где пребывал, и если свидетелей нет, алиби нет, то можно прикрывать, а дальше разбираться, в таком деле лучше подстраховать и себя, и общественность.

– Я надеюсь вы не закончили вчерашний день походом в больницу? К матери съездили? Опросили ее?

Оказалась, что ребята вчера потрудились. Опросили и мать, и участкового, и даже наряды полиции, которые приезжали на помощь психиатрам для недобровольной госпитализации последние три раза, – тоже опросили. Мать больного утверждала, что ее сын все время жил с ней в квартире и не выходил даже в подъезд, курил прямо в комнате, комнату тоже показала, со слов Семена, складывалось впечатление, что он там и гадил на половике посредине. Участковый показал, что у него семейка на карандаше и мать действительно пишет заявления по три раза в год, потом их забирает, он им даже ходу не дает, потому что знает: пройдет день-два – и мать прискачет обратно. А патрули все как один описали ситуацию с больным спокойной и без проблем. Он всегда, как форму видел, тише воды становился.

Дрозд подумала, что помощники у нее молодцы и правильно все сделали.

– Так, значит, если в свидетелях его невиновности только мать, нужно оформлять бумаги и закрывать нашего беглеца, чтобы он еще кого не изнасиловал и не выпотрошил.

Семен отрицательно покачал головой.

– Что? – понизив голос спросила Дрозд.

– Мы вчера кружку унесли, эмалированную, с его отпечатками, он из нее чай пил, – пояснил лейтенант. – Сегодня утром отдали криминалистам. Наши отпечатки с его пальчиками не совпадают и вообще по базе нигде не фигурируют.