– Здесь, – тем временем продолжал не перестававший плакать родитель, однако все же стремившийся взять себя в руки, – между «фоткой» и корпусом и спрятан тот злосчастный клочок. Я отдаю медальон тебе. Храни его, как зеницу ока, делая это до поры до времени, пока не станешь достаточно взрослой. Тогда вы с мамой соедините свои половинки и добудете то сокровище, которое сможет обеспечить вам полностью безбедную жизнь – вплоть до самого скончания вашего века. Никому не говори про свою половину, даже своей матери… никто не должен быть в курсе того, что тебе известна эта страшная тайна, иначе не останется тебе на спасение совсем никакой надежды. Я то уж точно – только по той причине, что познал этот страшный секрет – сразу стал обреченным на смерть, но тебя я попробую все-таки выручить и попытаюсь отвести от своей дочки неминуемую опасность. Я тебя сейчас спрячу, а когда мама выйдет из родильного дома, где, как тебе известно, она вот-вот родит тебе братика, вы друг друга отыщите и дальше станете просто жить, уже полностью избавившись от тягостных неприятностей. Меня к тому времени уже «по-любому» не будет, и вам, соответственно, перестанет угрожать какая-либо опасность.
После этих слов малышка разразилась безудержным ревом и не в силах больше промолвить ни единого слова бросилась родителю на шею, и крепко прижалась к нему своим маленьким, хрупким тельцем. Отец в это время прятал кулон в карман ее куртки и сделал это как раз вовремя, потому что именно в этот момент – словно из ниоткуда – перед ними возникли три разгоряченные быстрым бегом фигуры, одетые в утепленные костюмы, больше пригодные для спортивного назначения.
– Ага, «мерзавец», – проговорил тот, что выглядел представительнее всех остальных, – наконец-то попался. Долго мы за тобой бегали, но, как говорится: Бог не Никита-Харинский, и он видит, кому следует воздать по заслугам. Настал и тебе, «братан», черед за все расплатиться.
– Хватит с ним лясы точить, – резким окриком оборвал говорившего маленький, плюгавенький человечек, хоть и не обладавший значительной физической силой, но среди остальных выделявшийся сильной духом и мужественной натурой и явно обладавший в этой группе безграничным авторитетом, – босс сказал, что его «валить» нужно сразу: он узнал страшную тайну, а жить с таким тяжким грузом ему дальше попросту не под силу.
Тут он достал из кармана револьвер еще дореволюционного времени, приставил дуло ко лбу мужчины – как известно стоявшего на правом колене – и произвел один, единственный, выстрел, оборвавший существование этого, в принципе, в обычной жизни не трусливого человека.
– Убей девчонку, – бросил он, мотнув головой, бандиту, заговорившему в этой ситуации первым, – нам велено сделать все аккуратно и не оставить совсем никаких свидетелей.
Мужчина, к которому обращались эти слова, от такой безграничной жестокости открыл было от удивления рот, но возразить ничего не посмел, а только молча взял за плечо обливающуюся слезами малышку и повел ее в затемненную часть переулка.
– Правильно, – с усмешкой прокричал главный, – а трупик сбросишь в канаву – так, чтобы подольше искали.
Он беззаботно рассмеялся своей, как ему казалось, удавшейся шутке, а его товарищ, удалившись на приличное расстояние, тем временем зажимал своей огромной ладонью рот беззащитной девчушке и опускался перед ней на колени.
– Послушай меня очень внимательно, – говорил он повелительным полушепотом, – от того, как ты себя поведешь в дальнейшем, будет зависеть то серьезное обстоятельство: останешься ты в живых или нет.
Не в силах сдерживать беспрестанно струившихся слез, маленькая девчушка какой-то своей не по-детски развитой интуицией осознавала, что этот большой человек почему-то питает к ней исключительно добрые чувства, поэтому, сама не зная, как это у нее получилось, перестала хныкать и молча внимала тому, что ей сейчас говорилось. Мужчина тем временем продолжал:
– Я сейчас выстрелю вот из этого пистолета (здесь он показал оружие модели «Тульского Токарева»), но сделаю это так, чтобы ты нисколько не пострадала. Ты должна в этом случае только молчать, ни в коем случае не реветь и не говорить ни единого слова, иначе сюда придет тот, другой, дядька, а уж он тебя точно не пожалеет.
Наташа утвердительно кивнула своей небольшой головкой, таким движением подтверждая, что все понимает предельно ясно. Вместе с тем, лившиеся по ее вздрагивающим щекам, невероятно обильные слезы продолжали увлажнять ее нежную кожу, не забывая проникать и в приоткрытый, но тем не менее молчаливый ротик. Оказавшийся же таким сердобольным бандит в то же самое время подводил милосердное напутствие к своему окончанию:
– Я оставлю тебя здесь, в придорожной канаве, где ты должна дождаться пока мы не уйдем. Только потом выбирайся наружу и отправляйся сразу домой – здесь ни в коем случае не задерживайся, даже для того, чтобы поплакаться над телом родителя. Все ли тебе, деточка, ясно?
– Да, – дрожащим голосом проговорила малышка, совсем не по-детски собрав воедино всю свою волю.