Маньяк

— Он! — взревел Коля. — Точно он! Всегда шапку вязаную на лоб натягивает, чтобы шрам прикрыть. А летом кепку.

— Надо проверить, — сказал Андрей.

— Проверю, — пообещал Коля. — Завтра же.

— Как?

— Да просто. — Коля пожал могучими плечами. — Подойду и сдерну шапку.

— А если нет шрама?

— Извинюсь. Если есть — дам по кумполу и отволоку в милицию. Пусть разбираются.

— Все-таки я сомневаюсь, — задумчиво произнесла Оксана. — Он мне напоминает кого-то, я уже говорила Андрею. Не могу вспомнить кого, но точно не бандита, который меня похитил.

Глава 43

Не буди лихо, пока оно тихо.

Пословица

Ключей от подвала панельной пятиэтажки, что по улице Кирова тридцать, было всего два. Первый — у слесаря-сантехника домоуправления Афанасия Николаевича Борщева, мужчины солидного и полезного. Полезного, потому что канализация засориться или кран сорвать может у кого угодно, причем в самый неподходящий момент. Вот и бегут жильцы к Борщеву и днем и ночью. Ночью, конечно, Афанасий Николаевич втридорога дерет, да куда денешься.

Второй ключ таинственным образом оказался у племянника слесаря, балбеса и тунеядца Юрки Жеребцова по прозвищу Конь. Юркины кореша, такие же балбесы, прибавляли к прозвищу «с яйцами», поскольку не мог Юрка спокойно пропустить мимо себя ни одно создание в юбке моложе тридцати лет. Участковый капитан Анисимов несколько раз предупреждал Юрку, что привлечет за тунеядство. Но во время последней профилактической беседы Юрка гордо вытащил из кармана трудовую книжку, где было записано фиолетовыми чернилами: «Принят на должность грузчика», и печать круглая стояла второй овощебазы.

Приводил Юрка мамзелей, так он своих подружек называл, в тот самый подвал, от которого имел ключ, поил вином «Агдам» по два шестьдесят за бутылку[68] и блеял козлиным тенорком Высоцкого под гитару. Почти каждую ночь в подвале происходили оргии, как называла Юркино культурное времяпрепровождение учительница русского языка и литературы на пенсии Фомина, проживающая на первом этаже над подвалом. Об оргиях учительница регулярно сигнализировала капитану Анисимову, жалуясь, что ей не дают спать бренчание гитары, скрип пружин матраса и развратные стоны Юркиных подружек. Однако проживающие на одной площадке с Фоминой соседи сигналы учительницы не подтверждали. То есть подтверждали, что Юрка с девицами регулярно в подвал спускается, но не шумит и правил социалистического общежития не нарушает. Анисимов даже следственный эксперимент провел: доставил в подвал задержанную за распитие алкогольных напитков и нецензурные выражения в общественном месте деваху, велел прыгать на матрасе и стонать, как во время этого…

«В общем, ты поняла, как стонать», — закончил Анисимов наставления. Девица понятливо хихикнула и все честь по чести проделала. Анисимов в это время стоял в квартире Фоминой, но как ни прислушивался, ничего не услышал. С Юркой, конечно, беседу провел, но этим и ограничился.

Когда утром Фомина прибежала в опорный пункт и пожаловалась, что Жеребцов вконец распоясался и всю ночь его любовница орала так, как будто ее режут, Анисимов поначалу реагировать отказывался. Тогда Фомина добавила, что Юрка даже дверь в подвал не запер, и если мальчишки туда заберутся и какой-нибудь кран свернут, то хорошо, если холодный, тогда просто дом без воды останется. А если горячий — могут обвариться. И кто тогда отвечать будет? Она, Фомина, капитана покрывать не собирается, расскажет, что сигнализировала. Капитан вздохнул, взял свой планшет и пошел реагировать на сигнал.

В девять тридцать две в городское управление милиции поступил сигнал об убийстве в подвале дома тридцать на улице Кирова, совершенном с особой жестокостью. Прибывший по вызову участкового милицейский патруль обнаружил в подвале истерзанное тело молодой женщины и заподозрил очередное злодеяние маньяка-потрошителя. В девять сорок пять майор Шастин выехал с дежурной оперативной группой на место происшествия.

Майор не сразу узнал в убитой сбежавшую из-под стражи Гаврилову. Лицо было изуродовано, женщину перед смертью били, и не только по лицу. Судя по многочисленным кровоподтекам и порезам, убийца ее пытал, видимо, хотел что-то узнать, потом перерезал горло. «Характерный разрез, — подумал майор, осматривая убитую. — Недавно я такой видел». Перебрав в памяти последние дела, майор вспомнил. Точно так же горло было перерезано у артиста Галкина. Одна рука? Если так, то это рука серийника. Но Галкина понятно почему убили — маньяк убрал свидетеля. А при чем здесь Гаврилова?

Шастин присел на корточки, всматриваясь в широко раскрытый, остекленевший левый глаз женщины (правый заплыл после побоев), словно пытаясь прочитать ответы на свои вопросы. «Зачем же ты полезла в пасть зверю, чего добивалась? Решила шантажировать маньяка фотографиями, которых у тебя нет? Придумала историю, что они хранятся у тетки, и завтра тетка пойдет с ними в милицию, если ты сегодня не вернешься? Что же маньяк от тебя добивался, зачем пытал? Хотел узнать адрес тетки?»