Маневры неудачников

Ему было тяжелее, чем мне: предали-то нас обоих, но в отличие от него для меня это не стало таким уж откровением. Знакомство с генералом Визерсом многому меня научило, и теперь я привык ждать подвоха практически во всём и в любой момент. Наверное, вот так и становятся настоящими параноиками.

В этой истории было много неясного, и главное белое пятно покрывало способ, благодаря которому Асад ад-Дин мог предвидеть развитие событий на станции за полгода до того, как эти самые события начали происходить. Это белое пятно на корню рушило любую теорию, которую я пытался выстроить для объяснения его действий, но совпадений всё-таки было слишком много для того, чтобы я поверил в их случайность.

— Я не знаю, как мне теперь быть, — признался Азим, и сам факт, что он решился заговорить об этом со мной, свидетельствовал о глубине его сомнений. — С одной стороны, я поклялся в верности своему калифу, и ничто не может отменить этой клятвы. С другой стороны, очень похоже на то, что Асад предал меня, и я не знаю, как к этому относиться и что в этой ситуации мне следует делать. Я надеюсь только на то, что скаари примут относительно нашей судьбы такое решение, которое исключит возможность нашего возвращения на Левант.

— Я бы не слишком на это надеялся, — сказал я. — Для чего бы нас ни захватили скаари, я не думаю, что это никак не связано с Левантом и правящей династией. Если бы им был нужен просто человеческий материал для опытов, они могли бы собрать на станции целую толпу. С учётом, что у них был корабль, а корабль — это единственный способ не сдохнуть посреди космоса.

— Если допустить, что слухи о некоторых традициях скаари по отношению к пленным хотя бы чуточку правдивы, я думаю, что сдохнуть посреди космоса — это не самый плохой выбор, — сказал Азим.

Его заявление так и искрило оптимизмом, о чём я ему немедленно и сообщил.

Азим пожал плечами — я скорее услышал шорох этого движения, чем увидел его, — и улёгся на кровать.

Скаари сидел боком ко мне и всё время держал голову прямо, так что мне оставалось только любоваться его профилем. Но это не означало, что он не наблюдал за мной всё время разговора: глаза скаари посажены по разным сторонам продолговатого черепа, и сектор обзора у Чужих даже больше, чем у лошадей. Это нам ещё в учебке пехоты Альянса рассказывали.

Заявив, что он не считает меня просто человеком, Кридон взял паузу. То ли для того, чтобы последить за моей реакцией, то ли разговор его утомил, то ли… Кто их разберёт, этих ящеров.

Я только надеялся, что он не очень хорошо умеет читать по человеческим лицам. К сожалению, я по лицам скаари читать вообще не умею, поэтому мне сложно сказать, что он имел в виду и как много он обо мне знает. Я и сам-то считал себя не просто человеком, а человеком из прошлого, но вот откуда об этом мог узнать старый Кридон, правящий воинственным кланом на другом конце галактики?

— Молчишь, — констатировал Кридон.

— Твоё заявление было несколько неожиданным, — сказал я.

— Мне четыреста с лишним лет, — сказал Кридон. — Для меня уже давно не существует неожиданностей, существуют только возможности.

— И какую возможность ты сейчас видишь перед собой?

— Иногда появляются скаари, которые выглядят, как скаари, разговаривают, как скаари, ведут себя, как скаари, и даже думают, как скаари, — сказал Кридон. — Но на самом деле они не являются скаари.

— И как же это можно определить, если они поступают и даже думают, как скаари? — Во-первых, это действительно любопытно, а во-вторых, хотелось бы знать, какое отношение это имеет ко мне.

— Скаари — древний народ, — сказал Кридон. — Мы осваивали галактику уже в те времена, когда вы ещё прыгали по веткам. Мы обладаем технологиями, которые вы не постигли, не постигнете ещё тысячу лет и возможности которых вы сейчас понять не в состоянии, поэтому те из вас, кого мы познакомили с результатами, которые дают эти технологии, называют их магией. Так вот, поверь мне, мы можем отличить настоящих скаари от… «других». — В речи Кридона не было паузы, значит, виноват был переводчик, подыскивающий наиболее подходящее по значению слово.

— Что делают эти «другие»? — спросил я. — И что вы делаете с ними, когда отличаете от своих?

— Убиваем. — Кридон решил ответить сначала на второй вопрос. Или же он решил на первый вообще не отвечать.

Когда пауза слишком затянулась, я повторил вопрос.

Вместо ответа Кридон нажал на кнопку в подлокотнике своего кресла, и полусфера над нами перестала светиться. На мгновение мы оказались в темноте, потом свет появился вновь. Но это был уже другой свет, серый, какой бывает поздней осенью в особо пасмурный день.

Купол над нами обрёл прозрачность, и оказалось, что мы сидим посреди серой пустыни, где ветер гоняет между серыми барханами серый песок. Небо затянуто плотными тучами, через которые еле-еле пробивался свет местной звезды… Я осмотрелся. Серая унылая пустыня тянулась от горизонта до горизонта в любом направлении, на поверхности планеты не было даже намёков на признаки жизни. Только мы, накрытые невидимым куполом, и бесконечная пустыня.