Мандариновый раф для хорошей девочки (СИ)

Нельзя мне с ума сходить из-за мужика, хоть и такого желанного.

Утро вечера мудренее. Так говорят. Мармеладик потянулся, высунув и прикусив розовый язык. Давай спать, котенька, завтра будет новый день.

Глава 8. Яблочное утро

Утром еле живая. Поняла, что будильник звенит, глаза открыла, услышала шум на кухне. Там уже хозяйничала мама. Ну вот и начался новый день.

Похлопала я глазами, потёрла веки ладонями. Случайно дотронулась пальцами до ссадины своей, от боли поморщилась. Как будто проснуться помогло.

Скинула одеяло, выползла из кровати. Пол холодный. Пошарила ногами тапочки. Один нашла, а второго нет. Огляделась — лежит второй поближе к двери. Дошла, подцепила ногой.

Мармеладик этим утром меня не будил. А всё потому что уже сидел на кухне и кушал.

— Доброе утро, — буркнула я, заглянув. Мама кивнула, я пошла в ванну.

— Детей пора будить, — крикнула мама вдогонку. Я посмотрела на часы. Да — пора.

— Когда я вернулась, мама спросила:

— Рассказывать будешь?

— О чём? — не глядя на неё, спросила я. Дома прохладно. По утреннему так бодрит. Форточка открыта настежь. Ну и пусть проветривается. Дети зайдут, закрою.

— Налей мне чаю, мам.

— Сама встань налей, я кашу варю, — мама бросила ложку в мойку. — Так где ты была вчера? Что вернулась пьяная и с подбитым глазом.

— Ты меня не отчитывала и не начинай. И на гулянки я никогда не ходила, — вдруг разозлилась я. — А глаз подбит — так поскользнулась и в столб. Вот и вся история.

И ведь нельзя сказать, чтобы неправда.

Может, этот разговор и продолжился бы, но проснулись дети.

Собрать сонных деток тот еще квест, Лешка хоть как-то помогает, но по-настроению. Тоже может вредничать. Сашка с утра вредничает почти всегда. Это только в мультиках счастливая родительница печет блины и варит какао. А в жизни ты сидишь и пытаешься накормить чад своих кашей, которую они не едят.

— Ну вот же ягодки, ну яблоко туда покроши, — привычно предлагаю я, сама замешиваю себе быстро-быстро растворимый кофе. И это я, а я же вроде как разбираюсь. Но варить некогда, а немного кофеина в организм очень нужно влить да и бежать. Тащить всех кого куда и своё тело на работу… Надо брать выходной. Уже сил больше нет с таким графиком. Человек же я.

— Ешь, а не размазывай! — вдруг срываюсь на Сашку. — Взрослая уже, сидишь, кашу раскидываешь!

Саша не ест. Растаскивает кашу по тарелке, стучит о дно с Леопольдом ложкой.

— Невкусно.

— Как невкусно? Бабушка готовила! — ворчу я. Моя мама с кухни ушла. Одевается.

— Яблоко порезать тебе?

— Яблоко тоже невкусное! — Саша морщится, крутит головой. Лёша ест молча, но очень медленно. Сидит, прикусывая зубами ложку. Он по натуре вообще флегматик. Спокойный ребенок. И медленный. А я холерик и схожу с ума, пока его соберу.

— Яблоко очень вкусное, — спорю я, беру это яблоко, разрезаю, отправляю дольку себе в рот. Да вроде ничего, сладкое, сочное. Но я не люблю яблоки. И дети мои не любят.

— Ну и как, мама? — оживляется Лёшка, следя за моим выражением лица. Сашка молча ждёт.

— Очень хорошо, — отвечаю я, прожёвывая. Вымученно улыбаюсь.

— Но конфеты вкуснее, да? — серьёзно задаёт вопрос Лёшка.

— Вкуснее, — не выдерживаю я и улыбаюсь по-настоящему: такой у меня смешной, серьёзный мальчик. — Но конфетами мы завтракать не будем!

— Жалко, — цедит Саша, облизывая пустую ложку.

— Мама, а что у тебя на лице? — Лёшка спрашивает в третий раз, но я до этого уже два раза отмахнулась. Надо ответить.

— Упала и ударилась, милый. Поэтому смотрите под ноги и не падайте. Снег мокрый, лёд — скользко.

Посуду быстро в мойку, надо ещё помыть, чтобы не засохло. А то вечером оттирать. Сама уже оделась, ещё детей собрать. Они уже большие, одеваются сами, но надо следить. Завернула Лёшку, заметив пятно на рубашке, заставила переодеть.

— Но мам! Где? Не видно же! — глаза честные-честные. Ему не видно, а мне видно. Вспомнила Петра некстати. Бывает, замечу с утра на нём что-нибудь не то: пятнышко, или что свитер весь скатался уже. Молчу. Ему без разницы, что на себя надевать. Так мне тем более. Взрослый мужик, глаза есть. После развода выдохнула — стирать, гладить, готовить меньше надо стало. А для чего мужик в доме? Польза же какая-то от него должна быть? Кран в ванне когда потёк, мне чинил его наш жэковский сантехник. Когда дверца на кухне расшаталась — так я её сама подкручивала…

Не всегда так было, поначалу бегала за Петром. Старалась покупать ему получше, покрасивее. Наглаживала. Собирала — люди же видят. Что подумают? Потом устала. Усталость всё решила за меня.

— Мам! — Лёшка тянет за руку. Летать в облаках некогда, надо собираться быстрей.

Наверное, деньги должен в дом приносить… Продолжаю свои размышления, тяну два своих кулёчка по темноте через двор. Сашкина рука в варежке из моей руки выскальзывает, спит ребёнок на ходу. Лёшка сам идёт рядом, важный. А темно!

Такая темень. Утром темно, с работы возвращаешься — темно. Хоть бы белый день посмотреть. Нет, точно надо выходной просить. Не обязана я тянуть такой график. Как говорится, кто везет, на том и возят. Но уже сил нет.

— Лёша, а что у тебя за сумка?