— Зачем? — не поняла я.
— В каком ещё смысле зачем? — Птолемеев меня обнял, прижав к себе, а потом поцеловал. — Халвичный — тоже неплохо, — сказал, ненадолго отпуская. Поцеловал ещё раз. Я его сама кое-как оттолкнула.
— Паша, ты что делаешь? А если дети увидят?
— И что такого? Рано или поздно всё равно увидят.
Такой проблемы, как стыдливость, у Паши Птолемеева нет. Попробовала на него строго посмотреть, а всё равно не получилось.
— Подожди… — вдруг сообразила, — так а в твоём стакане не халвичный?
— Нет, я такое сладкое не пью, — он на меня внимательно взглянул. — У меня есть кое-что получше на сладкое.
— Что у тебя есть получше? — спросила я, ожидая, конечно, от Пашки подвох. Но что его ответ прозвучит так откровенно — я к этому готова не была.
— Моя любимая хорошая девочка.
Я его любимая хорошая девочка. Я в это поверила. Вот так нас соединила судьба — не сразу, провела каждого своими тропами. Но мы ведь оба живые, сидим рядом, значит, всё ещё возможно. Сегодня вечером сгорит масленичное чучело, забёрёт с собой всё старое. И у меня с приходом весны расцветает в душе и теплеет на сердце. Начнётся скоро, мне верится, моя новая жизнь.
Конец