Маньчжурский кандидат

Наконец, рыдания его отпустили. Он в изнеможении прислонился к стене тамбура, все еще всхлипывая. Медленно достал из кармана брюк носовой платок и с огромным усилием, потому что сил у него осталось совсем мало (откуда им было взяться, если он совсем не спал), медленно промокнул лицо и высморкался. Мелькнула мимолетная мысль вернуться обратно, но ведь и в других вагонах было полно пустых мест, в особенности в хвосте поезда. Он решил, что, добравшись до Нью-Йорка, купит себе свободные серые брюки, красную шерстяную рубашку и целыми днями будет сидеть у большого окна Реймонда, глядеть на Гудзон и штат на другом берегу, как бы он там ни назывался; и думать о штатах позади этого штата, и потягивать пиво.

Марко повернулся, собираясь перейти в другой вагон и найти себе там место, и тут выяснилось, что она стоит рядом. Волосы у незнакомки были цвета бересты, преждевременно поседевшие, и майор уставился на нее так, как будто ее щитовидная железа внезапно продемонстрировала бурную деятельность, придав женщине сверхчувственный вид. Незнакомка стояла, прикуривая сигарету, покачиваясь в такт движению поезда и глядя в окно.

— Прекрасный штат — Мериленд, — сказала она.

— Это Делавэр.

— Знаю. Я была одной из тех, кто прокладывал этот рельсовый путь. Тем не менее Мериленд — прекрасный штат. Так же, как и Огайо, если уж на то пошло.

— Надо думать. А Коламбус — город потрясающего футбола. Вы занимаетесь железнодорожным бизнесом?

Марко чувствовал себя ошеломленным и хотел, чтобы разговор продолжился.

— Теперь нет, — ответила она. — Однако, если позволите обратить на это ваше внимание, задавая подобный вопрос, лучше говорить так: «Вы занимаетесь железными дорогами?» А где ваш дом?

— Я всю свою жизнь прослужил в армии, — сказал Марко. — Мы не задерживаемся на одном месте. Родился я в Нью-Гемпшире.

— Однажды я была в лагере для девочек на озере Фрэнсис.

— Ну, это гораздо севернее. Как вас зовут?

— Юджина.

— Простите?

— Кроме шуток.

— Очень мило.

— Спасибо.

— Друзья зовут вас Дженни?

— Как ни странно, нет.

— По-моему, очень милое имя.

— Можете называть меня Дженни.

— А как все же вас называют друзья?

— Рози.

— Почему?

— Мое полное имя Юджина Роуз. Из этих двух имен я всегда предпочитала Рози. В нем чувствуется запах дешевого мыла и пива. Так обычно зовут девушек за стойкой, которым досаждают ломовые извозчики. Мой отец часто повторял, что это имя для полных женщин, а поскольку мой рост пять футов девять дюймов, он думал, что у меня больше шансов вырасти полной, чем хрупкой. Так оно и получилось, хотя если бы меня называли Юджиной, то, наверно, было бы наоборот.

— Тем не менее, когда я спросил, как вас зовут, вы представились Юджиной.

— Не исключено, что в тот момент я чувствовала себя хрупкой, более или менее.

— Никогда не мог понять, что это означает — «более или менее».

— Никто не может.

— Вы арабка?

— Нет.

Майор протянул ей руку, чтобы официально представиться.

— Меня зовут Бен. В смысле, Беннет. Меня назвали в честь Арнольда Беннета.

— Это такой писатель?

— Нет. Подполковник. В то время он был командиром моего отца.

— А как ваша фамилия?

— Марко.

— Майор Марко. Вы араб?

— Нет, но, кроме шуток, я был уверен, что вы аравийка. Так и вижу палатки вашего отца где-нибудь в центре Сахары. Там есть городок под названием Джанет и совсем уж крошечная деревушка с таким неприличным названием, что я не осмелился бы произнести его, даже если бы вы имели докторскую степень в области географии. Когда на пустыню опускается ночь, точно занавес, сотканный из холода и мрака, скалы, которые солнце безжалостно жарило весь день, внезапно охлаждаются и издают звуки, похожие на артиллерийскую пальбу — как будто из сотни ружей ведется быстрый огонь. Там дует ветер под названием хамсин, и после того, как текущие с горных склонов потоки схлынут, пустыня возрождается, и на всех этих бескрайних просторах расцветают миллионы и миллионы белых и желтых цветов. Корни деревьев, там, где есть деревья, в длину достигают ста футов. В заводях водится рыба. Только представьте себе. Вам это известно? Уверен, что да. Попадаются экземпляры длиной десять, даже двенадцать дюймов. Повсюду в арабском мире женщина — вьючное животное. Но у туарегов женщина — королева, а в тех местах, о которых я говорю, живут самые чистокровные туареги. У них есть церемония, которая называется ахал, что-то вроде суда любви, где женщина царствует благодаря красоте, мудрости или знатному происхождению. Они невероятные рыцари, эти туареги. Если мужчина хочет сказать «Я люблю!», он говорит «Я умираю от любви». Мне много раз снилась женщина, которую я никогда не видел и никогда не увижу, потому что она умерла в 1935 году, но до сегодняшнего дня туареги упоминают ее в своих стихах, во время своих ахалов, рассказывают о ее красоте, уме и остроумии. Ее звали Дессайн оулт Йемма, и через всю долгую жизнь этой женщины тянется цепь широко известных любовных историй с величайшими воинами ее времени. Я подумал, что вы — это она. Пусть всего мгновенье, но там, в вагоне, я думал, что вы — это она.