Маньчжурский кандидат

Реймонд жил еще дальше, на Риверсайд-драйв, еще одной улице, на которой громоздились большие, многоквартирные дома, где сдаются внаем меблированные комнаты, все больше пропитывающиеся запахом кислой капусты, с фасадами, выходящими на реку и убогие острова Джерси. Все вместе, авеню и улицы, находились в состоянии упадка, подтверждающего, что время города давно прошло, если оно вообще когда-либо было, и высокие здания, торчащие там и тут, напоминали пальцы, призывающие на город Божью кару.

* * *

Марко расплатился с таксистом у дома Реймонда. В этот апрельский день в городе было холоднее, чем на Лабрадоре, и рвущие зубы ветра вгрызались в лицо.

Марко чувствовал себя исполином. В поезде он проспал три часа безо всяких сновидений и проснулся в объятиях Рози Чейни. «Восхитительная терапия, о которой нужно будет непременно рассказать этим заумным докторам, когда все кончится. Когда все кончится, кроме рыданий. Шутка. Все кончится, кроме рыданий», — думал он, давая водителю четвертак чаевых.

Он вошел в лифт с чувством уверенности, что за взглядом горчичных глаз Реймонда таится почти человеческое понимание. Не в том смысле, что его друг был гигантом мысли; просто временами он сильно смахивал на какого-нибудь марсианина. Угол Пятьдесят Третьей и Пятьдесят Четвертой улиц. Марко всего лишь хотел услышать, что Реймонд думает насчет того, каким образом он получил Почетную медаль. Он всего лишь хотел рассказать другу о классной доске и указке, и китайцах, и этой пестрой мультипликационной карте с голубым пятнышком на ней. Эльдорадо, 92–632. Он не станет рассказывать Реймонду об убийствах, присутствующих в его ночном кошмаре. Рози. Юджина Рози. Мой Страстный Арабский Нос. «О Этот Прекрасный Нос!» «Сирано», акт I, явление IV: «Тон педантичный: „Тот лишь зверь мудреный, которого Аристофан ученый зовет гипокампелефантокамелос, в глубокой древности имел подобный нос“.» Тот кинозал и американский голос на звуковой дорожке, и плоские, пустые половинки круглых коробок для хранения кинопленки, похожие на тарелки для торта, которые использовались в качестве пепельниц. Внезапно Марко снова почувствовал вкус сигарет с сушеным дерьмом яка; чудесный вкус. Если бы только удалось вспомнить название этого сорта; но почему-то оно всегда от него ускользало. Майор подумал о снующих по экрану красных точках, о Реймонде, изображенном в виде голубого пятнышка, и о записанном на пленку голосе, снова и снова повторяющем, что они видят сражение, в котором Реймонд готов пожертвовать собой, чтобы спасти их всех.

Лифтер указал ему на дверь прямо по коридору и задержался, дожидаясь, пока Марко позвонит. Дверь отворил Чанджин. Кореец стоял в хорошо освещенной прихожей — черные брюки, белая рубашка, черный галстук-бабочка, белая куртка — безучастно глядя на Марко, ожидая, что тот скажет, не узнавая майора и уж, конечно, никак не ожидая его появления. Марко воспринял его как внезапно обретшего плоть джинна, бывшего частью пытки, породившей у майора патологический страх перед безумием. Не замешкавшись ни на мгновенье, Марко с силой ударил Чанджина, сначала — в грудь, потом — в лицо. Кореец, однако, инстинктивно сделал шаг назад и тем отчасти свел эффект неожиданности этого нападения к минимуму. Поскольку Реймонда сейчас не было в городе, он считал себя не на службе и не имел при себе оружия. Тем не менее Чанджин был хорошим агентом, прошедшим прекрасную подготовку. В советской службе безопасности он имел чин подполковника и был прикомандирован к Реймонду на всякий «пожарный» случай. Он слишком поздно узнал Марко, хотя тщательно изучил его досье, поскольку тот был единственным другом Реймонда.

Лифтер, здоровый двадцативосьмилетний мужик, увидел, как корейца отбросило назад и дверь с силой хлопнула о стену. Он бросился к Марко и попытался его оттащить. Удерживая Чанджина на расстоянии левой рукой, Марко врезал лифтеру правой. Чанджин схватил Марко за левую руку, умело применил к нему захват дзюдо и подбросил вверх. Когда Марко падал, кореец попытался ударить его по шее с такой силой, что запросто мог бы сломать позвоночник, однако Марко увернулся и, грохнувшись на пол, откатился в сторону.