Маньчжурский кандидат

К людям, награжденным Почетной медалью, в США недаром относятся с благоговением. Их подвиги действительно впечатляют. Эдвардс, например, захватил в плен восьмерых и убил четырех врагов, причем у него были раздроблены рука и нога, а вторая нога оторвана, и он мог только ползти. Мэллон и Гамперу вдвоем захватили сто десять человек, четыре пулемета и четыре гаубицы. Холдермен, получив пять ранений, прополз под прямым огнем вражеских пулеметов среди шестидесяти девяти трупов и двухсот или трехсот раненых, чтобы спасти двух своих раненых бойцов. Бейкер в одиночку уничтожил вражескую засаду из четырнадцати человек, причем взрывом гранаты ему покалечило ноги, он получил выстрел в грудь и тем не менее сумел не просто отразить нападение восьми вражеских стрелков, но и убить их, после чего умер сам. Кнаппенбургер, защищая фланги своего батальона от нападения целого вражеского взвода, израсходовал двести патронов боеприпасов, прополз двадцать ярдов под прямым огнем за новыми, по пути подвергся нападению еще одного вражеского взвода, в конечном счете, расстрелял шестьсот патронов, убил шестьдесят врагов, не подпустил всех остальных и оказался одним из двадцати трех выживших в этом сражении, а было их вначале двести сорок человек. А когда внутри самолета случайно взорвалась фосфорная бомба, ослепший и тяжело раненный при взрыве радист Эрвин схватил горящую бомбу в руки и, преодолев неисчислимые трудности, выбросил ее в окно.

* * *

Реймонд ожидал в Розовом саду Белого дома, и помощник пресс-секретаря безуспешно пытался поддерживать с ним разговор. Стоял прекрасный солнечный день. Мысль о том, рядом с каким зданием он находится, будоражила Реймонда. И какая зеленая, до чего же зеленая тут была трава! Он волновался, в самом деле, волновался. Сердце разрывалось, Реймонду почему-то было стыдно, он чувствовал себя слишком ничтожным; но его обуревали и возвышенные чувства. Сержант Шоу гордился зданием, рядом с которым стоял; он гордился человеком, с которым ему предстояло встретиться.

На другом конце сада в окружении журналистов появилась его мать. Она тащила за собой мужа, в зависимости от обстоятельств раздавала то ослепительные улыбки, то косые взгляды и объясняла всем и каждому, что ее муж — новый сенатор и отец Реймонда. Реймонд, по счастью, слышать этого не мог, зато он видел, как она раздавала сигары. Они оба с Джонни раздавали сигары, не считаясь с тем, нуждаются в них журналисты или нет. На матери Реймонда было платье за восемьсот долларов, последний «писк» моды. Общее впечатление портила лишь огромная черная сумка, висевшая у нее на локте. Сумка как сумка, хотя на самом деле это была портативная коробка для сигар. Реймонд знал, что мать собралась было совать журналистам и деньги, но какое-то шестое чувство подсказало ей, что это может быть понято неправильно.

Камеры были уже расставлены по траве, и теперь все ждали появления президента. Реймонд спрашивал себя: что бы они делали, если бы ему удалось каким-то образом раздобыть оружие и выстрелить матери прямо в лицо, прямо в ее большой, зубастый, беспрерывно двигающийся рот. Гляньте только, как она выдрессировала Джонни! Гляньте, каким понятливым и послушным он выглядит, благодаря ее усилиям; каким здравомыслящим, спокойным и почтенным. Отчим беспрерывно пожимал руки и бормотал, бормотал что-то, то шевеля губами, то чопорно поджимая их. Под огромной картофелиной носа его толстые губы то и дело кривились, и два фотографа (мать Реймонда, конечно, выдрессировала и их тоже) слушали Джонни с таким видом, будто он и в самом деле безобидный, ни в чем не повинный человек…

А что творилось в аэропорту! О господи помилуй! В аэропорту она вцепилась фотографу в его мясистое правое плечо, вцепилась Джонни в его мясистое левое плечо и поволокла обоих вперед по бетонированной площадке, крича тем, кто стоял на трапе:

— Пусть первым выходит Шоу! Пусть сначала спускается сержант!

Ее громогласный напор увлек за собой остальных, заставив всех тридцать фотографов и репортеров ринуться следом, а грузовик с телевизионщиками спокойно катил рядом с ней, и они снимали все, что миру предстояло увидеть этим вечером, и, хвала Всевышнему, не записывали при этом звук.

Лейтенант вытолкал героя из самолета, мать подтолкнула к нему Джонни, и Джонни потянул его вниз по трапу, чтобы на снимке Реймонд не казался намного выше него. Чтобы не вышло никакой осечки, мать Реймонда закричала:

— Поднимись еще чуть-чуть, Джонни, и обними мальчика!

Джонни схватил Реймонда за правую руку, потянул вниз и навис над ним. Мать Реймонда даже не поздоровалась со своим сыном. Она не видела его два года, но у нее не нашлось ни слова приветствия для него, и у Джонни — тоже. «Слава богу, — подумал Реймонд, — что в их семье не принято тратить время на разговоры».