Маме – мечтательнице, как я (ЛП)

– Теперь я уважаю его. Я ценю то, что он делает, и зачем он это делает, – он выключил фонарик и открыл для меня дверь.

– Твоя мама привела бы тебя сюда посмотреть на небо, и твои проблемы решились бы?

Он тихо рассмеялся.

– Так говорил Бен. Говорил, что нет ничего лучше вида вселенной, чтобы проблемы стали пустяками.

– Я слышу в твоем голосе сомнения?

– Это тон «я знаю лучше по своему опыту», – Кэллам помахал женщине за стойкой и провел меня внутрь. Тут было темно, и я приблизилась к Кэлламу. – Бен старался помочь мне, но вид звезд или мысли о вселенной не делали мои проблемы меньше или не такими значительными. Они были того же размера, когда я выходил отсюда.

– Тогда почему ты возвращался? – спросила я, он замер за огромным телескопом.

– Потому что это отвлекало от мыслей, – тут же ответил он. – Давало сосредоточиться на другом, хоть уходил я отсюда с теми же проблемами, но они не казались такими невыполнимыми. Я мог с ними справиться.

Я не ждала, что он так откроется. Это становилось трендом с Кэлламом. Одну минуту он был самым закрытым в мире, а потом мог выложить все.

– И ты полюбил звезды, – я смотрела на него, а он глядел в телескоп, настраивая его.

– Потом – да, – он поправил еще немного и поманил меня. Хоть было темно, его глаза сияли. Я видела его в своей стихии летом, но не так. Если это не был пыл, то я не знала, что тогда видела.

– Значит, это место сыграло незначительную роль в твоей жизни? – я улыбнулась ему, подходя к телескопу.

– Совсем незначительную, – он отошел, чтобы я могла посмотреть.

Я собрала волосы на плече, закрыла глаз и склонилась, чтобы посмотреть в глазок. Я могла смотреть на звезды, планеты и луну. Проблемы от их размера не пропадали, но, как и сказал Кэллам, они не казались такими поглощающими. Такими сильными.

Чем дольше я смотрела, тем сильнее себя ощущала.

– Понимаю, – шепнула я через минуту, казалось, что вся вселенная глядела на меня в ответ.

Кэллам шагнул ближе.

– Я знал, что ты поймешь.

СЕМНАДЦАТЬ

– От миллиона звезд к миллиону вкусов мороженого, – я постукивала по подбородку, пока в десятый раз шла мимо длинной витрины. Может, их был не миллион, но близко.

– Это естественно, как по мне, – Кэллам уже выбрал, но ждал меня. Он уже ждал пять минут. К счастью, было поздно, и в «Апокалипсисе мороженого» не было людно, иначе я бы испытывала на прочность терпение клиентов за мной.

– Какое у тебя любимое? – спросила я еще раз, но стоило понимать. Он уже молчал в ответ, а потом посоветовал слушаться себя, выбирая среди вкусов, о которых я не слышала раньше. Клубника и базилик? Бекон и кленовый сироп? Лимон и мята? Васаби и лайм? – Какой вкус наименее популярный? – спросила я у продавщицы, что ходила за витриной следом за мной. В одиннадцатый раз. Я ощущала, как ее терпение лопается с каждым шагом.

– Тартар из тунца, – сухо сказала она, замерев у ведерка мороженого, которое я не взяла бы из–за серого цвета. Желудок сжался.

– А самый популярный?

Кэллам вздохнул у кассы, и я услышала в другом конце магазина.

– Ваниль и лаванда, – ответила она, сделав голос еще суше.

– Если возьмешь что–то с ванилью, я тебе это не забуду, – сказал он.

– Ты говорил слушаться себя.

– Если тебе хочется заказать ваниль в месте, что зовется «Апокалипсис мороженого», то тебе нужно проверить голову.

– Или живот? – я вскинула бровь и остановилась перед вкусом, что привлек мое внимание еще при первом проходе.

Кэллам постукивал кошельком по стойке, ожидая.

– И это.

– Я буду медовый халапеньо, – гордо сказала я, потому что выбор вкуса мороженого был в списке десяти самых гордых моментов.

По лицу продавщицы читалось: «Наконец–то».

– Одинарное или двойное?

– Или тройное? – добавил Кэллам, его тон совпадал с «Наконец–то».

– Двойное.

– Миска, сахарный или вафельный стаканчик? – спросила продавщица.

– Или вафельный рожок с шоколадной крошкой? – добавил Кэллам.

Я закатила глаза. Он поторапливал меня, но теперь лишь мешал.

– Вафельный, простой, – я ждала, если она решит задать еще вопрос, но она стала нагружать шарики размером с кулак в вафельный рожок. Допрос явно закончился. – Счастлив? – сказала я Кэлламу, другая продавщица дала ему его мороженое.

– Когда давление в крови восстановится, дам знать.

– Тебе нужно поработать над терпением, – сказала я, поблагодарила продавщицу за свое мороженое. Она быстро пропала, чтобы не иметь дела с моими вопросами.

– Тебе нужно поработать над принятием решений.

Другая продавщица сообщила цену, и Кэллам отдал ей двадцать раньше, чем я закончила копать в кармане.

– Я могу оплатить свое.

– Уже оплачено, – Кэллам забрал сдачу и оставил чаевые в банке, взял пару салфеток и вскинул брови. – Теперь ты мне должна.

Мы вышли наружу. Флагстаф был аккуратным городом. Не это люди представляли в Аризоне – тут не было кактусов, бесконечной пустыни или жары – это место больше напоминало Колорадо или Вайоминг. Открытое и приветливое.

Я привыкла к лагерю, но было приятно вырваться из него. Не быть вожатой или старшей сестрой 24/7 или спорить с родителями. Было приятно быть… собой. Финикс. Той, кто не ощущал вес мира на плечах.