Малыш и Те-которые...

— Химера! — радостно ответил Долохов, допивший кальвадос и теперь пытающийся вытрясти из опустевшего бочонка ещё хоть капельку.

— Которая воет! — поддержал его Рабастан.

— Гиббон, — коротко сказал Руквуд.

— Гиббон, — подтвердил Снейп, выразительно постучав себя по лбу, и обвёл их осуждающим и печальным взглядом. — Я не удивлён, что из всех вас об этом помнит только Руквуд.

— Почему это? — возмутился Рабастан. — Я тоже помню! Он ещё Блэку в Хоге хвост наколдовал! А Блэк решил хвостом девчонкам мантии задирать, вот его и побили вместе девчонки с Гриффиндора и со Слизерина!

— И давно ты помнишь, что он тут живёт? — язвительно поинтересовался Снейп. — Что ж тогда товарищам не напомнил, когда у них "что-то завыло"?

— А они не спрашивали, — надулся Рабастан.

— А с чего Гиббон выть начал? — заинтересовался Долохов. — Голос предков прорезался?

— Так ты правда помнил? — с острым любопытством поинтересовался Снейп.

— Помнил, — дёрнул плечом Рабастан, — а что?

— Ничего, — Снейп отвернулся и язвительно ответил Долохову: — Это называется "виолончель" и "музыка". Но не всем дано понять, конечно.

— Это не виолончель, — заявил Рабастан, — виолончель была раньше.

— В смысле "раньше"? — обалдело переспросил Роули. — Оно ж как выло, так и воет!

— Воет неделю, до этого играло! — вспыхнул Рабастан. — Что тут непонятного?

— Просто господа ни разу не слышали виолончели, — успокоил его Снейп. — А сейчас, как ты полагаешь, что это такое?

— Скрипка, — буркнул Рабастан, — неудачная, полагаю.

— Ну, это первый образец, — утешил его Снейп. — Ничего, поправит. А вам, господа, придётся потерпеть. Человек, в отличие от вас, делом занят. Очевидно, — язвительно продолжал он, — вы его достали до такой степени, что он взял да укрыл свой дом чарами от всех невежд. Потому-то Рабастан с Руквудом его и слышали — а вы нет, — добавил он победно.

— Ох, — вдруг проговорил Гарри. — Мы же даже не позвали его на праздник!

— И правильно сделали, — буркнул Роули.

— Нет, не правильно! — вспылил Гарри. — Почему вы все его так ненавидите? Он вам ничего не сделал! Он вообще не появлялся здесь уже давно! Он же ваш товарищ — как так можно?!

— Товарищество — вещь обоюдная, — неожиданно трезво сказал Долохов, — а Гиббон ко всем относился, как к насекомым. Опасным или не очень. Ненавидеть его никто не ненавидит, это вы зря. Но и своим он никому так и не стал.

— А как же ему относиться к тем, кто его всё время обзывает? — с вызовом спросил Гарри. — Вы же все — и вы, вот лично вы! — постоянно дразните его! И ладно бы за какие-то слова или поступки — но ведь за фамилию! В которой он уж точно не виноват! И за внешность. Это гадко!

— А в любой компании находится мальчик для битья, — пожал плечами Долохов, — вот Гиббон им и стал. Убил бы кого-нибудь, кто над ним смеялся — всё бы и закончилось. Либо бы от него отстали, либо тоже убили. А раз терпит — ну, так кто же виноват?

— То есть чтоб с тобой считались — надо убивать? — резко спросил Гарри. — Договариваться вас не научили?

— Тони, в некотором смысле, прав, — вмешался Трэверс. — Везде есть аутсайдеры — и в нашей компании на эту роль было два кандидата. Эйвери, в каком-то смысле, повезло: он умён и неконфликтен, хотя робок и даже труслив, и это сочетание делало его отличным претендентом — однако Гиббон со своей истеричностью его переплюнул. Понимаешь, Малыш, нельзя воевать в одиночку со всем миром, тем более, заранее — мир тебя переиграет. Гиббон этого не понял — и рассорился со всеми прежде, чем его вообще узнать успели. Если на простое "здравствуй" отвечать "пошёл ты на...", у тебя друзей не будет.

— Слушайте, — возмутился Джагсон, — сегодня праздник же! А мы про Гиббона. Не позвали его — так он и сам бы не пошёл, верно? И всем хорошо.

— Справедливо, — признал Снейп. — Должен заметить, что сегодня у нас не один, а два праздника, — добавил он. — День рождения нового Лестрейнджа. Мы пока не знаем его имени — но, полагаю, можем выпить за здоровье.

— Почему это не знаем? — возмутился Рабастан. — Он будет Рейнардом, в честь нашего отца!

— Ну, тем более! — воскликнул Снейп. — Тогда — за здоровье Рейнарда Лестрейнджа!

— Белла хотела сына Арктурусом назвать, — удивился Сириус.

— Пусть будет двойное имя, — легко согласился Рабастан. — Рейнард Арктурус. Красиво же!

— Значит, пьём пока без имени, — решил Джагсон. — Крёстным-то ты будешь? — повернулся он к Рабастану.

— Кто же ещё? — улыбнулся Рабастан. И добавил, покосившись на сощурившегося Блэка: — Может, даже мы вдвоём...

— Блэк в крёстных — дурная примета! — ляпнул Роули.

— Это почему?! — немедленно возмутился тот.

— Ну как — родителей убьют, а крёстного в Азкабан, — разъяснил ему Роули.

— Роули, ну ты и кретин, — вздохнул Долохов, — тебе б язык прижечь, чтобы не молол что попало.

— Н-да, — покачал головой Снейп. — Роули как был дебилом — так им и остался. Даже удивительно...

— Зачем прижигать? — удивился Трэверс. Он лениво махнул палочкой — и рот Роули... исчез. Словно не было. На его месте осталась ровная и гладкая кожа, ничем не отличающаяся от той, что была на подбородке.