Малый уголок

— Помните ту телеграмму, что я получил сегодня утром? В ней мне сообщили одну новость. Это было так странно, я сперва ничего не понял. В Батавии меня ждет письмо. Мне теперь туда можно. Сперва это меня потрясло. Я не знал, смеяться мне или плакать. В телеграмме сказано, что я умер от скарлатины в инфекционных бараках в пригороде Сиднея. Но потом до меня дошло, что это значит. Мой папаша — важная шишка в Новом Южном Уэльсе. У нас была сильная эпидемия. Они сунули в больницу под моим именем какого- то бедолагу, надо же было объяснить, почему я не хожу в контору и всякое такое, а когда тот умер, я умер тоже. Насколько я знаю своего старика, он был чертовски рад от меня избавиться. Что ж, теперь кто–то уютненько лежит в нашей усыпальнице. Папаша — удивительный организатор. Он, и никто другой, сумел удержать власть в руках нашей партии. Он не станет ставить себя под удар без надобности, а пока я гулял по земле, он. наверное, не чувствовал себя вполне спокойно. На последних выборах старое правительство опять прошло. Подавляющим большинством голосов. Вы читали в той газете? Так и представляю его с черным крепом на рукаве.

Фред безрадостно рассмеялся.

И тут доктор Сондерс внезапно спросил:

— Что ты натворил?

Фред отвернулся и ответил тихим, сдавленным голосом: — Убил человека.

— Я бы на твоем месте об этом не болтал, — сказал доктор.

— Вы что–то больно спокойно на это смотрите. Часом сами не убили кого–нибудь?

— Только профессионально.

Фред быстро взглянул на него, и на его губах против воли появилась вымученная улыбка.

— Странный вы человек, док. Вас не разберешь. Когда с вами говоришь, кажется: ничто не имеет ровно никакого значения. Есть ли хоть что–нибудь, что было бы для вас важно? Есть ли хоть что–нибудь, во что вы верите?

— Почему ты его убил? Ради шутки?

— Хорошенькая шутка! Через что только я не прошел! Удивляюсь, как я не поседел. Понимаете, это все время висело надо мной. Я не мог забыть, не мог об этом не думать. Случалось, мне бывало хорошо, я чувствовал себя бодро и весело, и вдруг все снова всплывало в памяти. Порой я боялся ложиться спать. Ночь за ночью мне снилось, что меня связали по рукам и ногам и сейчас должны повесить. Сколько раз я готов был прыгнуть за борт и плыть, пока не лишусь сил и утону или попаду в пасть акуле. Если бы вы знали, какое я испытал облегчение, когда получил телеграмму и додумался, что она означает! Вот уж истинно — гора с плеч! Наконец я в безопасности. Знаете, даже на люггере мне все время было тревожно, а уж когда мы приставали к берегу, я только и ждал, что меня схватят. В первый раз, когда я вас увидел, я решил, что вы — сыщик и напали на мой след. Знаете, какая была моя первая мысль сегодня утром? «Теперь я могу спать спокойно». Надо же было случиться такому! Говорю вам, на мне лежит проклятие.

— Не болтай ерунды.

— Как мне быть? Куда деваться? Ночью, когда мы с Луизой лежали в объятиях друг друга, я подумал: почему бы мне не жениться на ней и не остаться здесь? Парусник очень бы нам пригодился. А Николс мог бы вернуться на одном корабле с вами. Вы бы получили в Батавии письмо, которое меня там ждет. В нем наверняка кое–какие деньжата. Мать уж заставила старика хоть что–нибудь мне послать. Я думал, хорошо бы нам с Эриком стать компаньонами.

— Это теперь невозможно, а вот жениться на Луизе — да.

— Мне жениться на ней! — вскричал Фред. — После того, что случилось? Да я видеть ее не могу. Мне даже думать о ней противно. Я никогда се не прошу. Никогда.

— Что же ты тогда собираешься делать?

— Одному Богу известно. Домой мне путь заказан. Я умер и похоронен в семейном склепе. Мне бы хотелось снова увидеть Сидней, Джордж–стрит и Мэнли–бей. У меня не оста- ’ лось теперь никого на свете. Я очень хороший бухгалтер, без ложной скромности. Верно, могу получить место в какой- нибудь конторе. Ума не приложу, куда мне ехать. Я словно бездомный пес.

— На твоем месте я прежде всего вернулся бы на «Фентон» и попытался немного поспать. Ты совершенно измучен. Утром тебе будет легче во всем разобраться.

— Не могу я туда вернуться. Я ненавижу люггер. Если бы вы знали, сколько раз я просыпался в холодном поту, потому что мне снилось, как открывают дверь камеры, чтобы вести меня на виселицу! А теперь Эрик лежит с разможженным черепом. Господи, как будто я смогу уснуть!

— Ну, так приляг в этом кресле. Я иду спать.

— Спасибо. Ложитесь. Вам не помешает, если я закурю?

— Я тебе помогу. Что толку лежать без сна?

Доктор вынул шприц и впрыснул Фреду морфий. Затем погасил лампу и забрался под сетку от москитов.

Глава двадцать седьмая