Малый дом в Оллингтоне. Том 2

Граф употреблял эту фразу не для того, чтобы ввернуть крепкое словцо, как их обычно употребляют в определенных случаях. Произнося ее, он придавал ей буквальный смысл, и имел в виду именно то, что говорил, таким образом показывая, что Кросби своим поведением вполне заслуживал подобное осуждение, как наказание за самый низкий поступок.

– Ему бы следовало переломать все ребра, – произнес Джонни.

– Не знаю, что на это сказать, – отвечал граф. – Сейчас телесные наказания вышли из моды. Я бы ни слова не сказал против этого, если бы его заменили каким-нибудь другим наказанием. Во всяком случае, мне кажется, что такой мерзавец, как Кросби, не должен оставаться безнаказанным.

– Он еще не ушел от наказания, – сказал Джонни.

– Пожалуйста, только вы не связывайтесь с ним, не делайте из себя дурака, – посоветовал граф.

Уж если кому и следовало совершать жестокую месть за то зло, которое причинил Кросби семье Дейлов, то мстителем должен быть Бернард Дейл, племянник графа. Граф это знал, но при нынешних обстоятельствах не допускалось никакое жестокое наказание. «Не так это делалось, когда я был молод», – говорил он себе. Как бы то ни было, но по тону графа Джонни заключал, что слова Де Геста совсем не согласовывались с его мыслями, и потому снова и снова повторял самому себе, что Кросби не ушел еще от наказания.

На Гествикской станции железной дороги Джонни взял место в вагоне первого класса, собственно, потому, что его провожал лакей в ливрее графа Де Геста. Не будь этого провожатого, он занял бы место подешевле. Малодушие, не правда ли? Но скажите, не сделали бы вы то же самое, будучи на его месте? Совершенно ли вы уверены, что не сделали бы этого, даже если вы вдвое его старше? Вдобавок к этой глупости Джонни Имс подарил еще лакею полкроны.

– Надеемся, мистер Джон, скоро снова вас видеть, – сказал лакей, понимавший, по-видимому, что мистер Имс становился в своем роде господином в гествикском доме.

Джонни заснул в вагоне и не просыпался до Барчестерской узловой станции.

– Придется подождать поезд из Барчестера, сэр, – сказал кондуктор. – Они всегда опаздывают.

Джонни снова заснул, но через несколько минут его разбудил кто-то, торопливо вошедший в вагон. Поезд барчестерской ветки пришел наконец в то самое время, когда кондукторы ожидающего поезда решили, что их пассажиры не могут ждать дольше. Вот почему пересадка мужчин, женщин и переноска багажа из новоприбывшего состава в поезд на Лондон совершались весьма торопливо, так что занявшие новые места едва успевали осмотреться. В вагон к Джонни, где до той поры кроме него сидела еще какая-то старушка, первым вошел старый джентльмен с очень красным лицом. Он бранился, потому что его торопили, и никак не мог устроиться в купе, а замер в дверях, стоя на ступеньке.

– Сэр, долго ли вы намерены здесь отдыхать? – раздался голос позади старого джентльмена, прогнавший у Джонни всю дремоту и заставивший его выпрямиться.

– Отдохнёшь здесь! Как же! – отвечал старик. – Я это знаю и потому не хочу переломать себе ноги.

– Не торопитесь, сэр, – сказал кондуктор.

– Я и не тороплюсь, – отвечал старик, заняв угол, ближайший к выходу, напротив старушки.

Потом Имс ясно увидел, что пассажир, начавший перепалку, был Кросби и что он садится в то же купе.

Кросби с самого начала не рассмотрел никого, кроме старого джентльмена и старушки, и тотчас же занял другое угловое место. Взволнованный необходимостью спешить и торопиться, он некоторое время возился со своим зонтиком и саквояжем. Поезд уже тронулся, когда Кросби заметил, что напротив него сидит Джон Имс, между тем как Имс инстинктивно поджал ноги, чтобы не коснуться такого попутчика. Джонни чувствовал, что раскраснелся и что, сказать по правде, на лбу у него выступил пот. Случай для Имса был особенный – во-первых, потому что ставил в затруднительное положение, а во-вторых, потому что давал возможность действовать. Как вести себя в ту минуту, когда враг узнает попутчика, и что делать дальше?