Маленький отель на Санторини

Я провожаю взглядом рыжую кошку, которая спрыгивает на округлую крышу белого здания, и эхом повторяю за ним.

– А как будет по-гречески «отель»? – спрашиваю, указывая на яркую вывеску и представляя свой маленький отель.

– Ксенодохио.

Урок греческого разряжает обстановку между нами, которая накалилась после поцелуя, и мы снова улыбаемся и дурачимся, как раньше, а я стараюсь запомнить слова, которым меня учит мой черноглазый учитель.

– Андрас, – он указывает себе на грудь, – «мужчина». Гинека, – теперь он указывает на меня, – «женщина». Оморфи гинека – «красивая женщина».

Смутившись, я отвожу глаза и повторяю.

– Наос, – Стефанос указывает на нарядную бежевую церковь с круглым куполом – на ее фоне фотографируются туристы, но мы проходим мимо. Интересно, как будет по-гречески «свадьба», мелькает мысль, но спросить вслух я не осмеливаюсь.

За ней – еще один красивый вид на сказочный городок и морские просторы. Я останавливаюсь и лезу за телефоном, чтобы сделать фото. Портреты, свернутые в трубочку, сую под мышку, но пока копаюсь в сумке, сильный порыв ветра вырывает их и уносит в сторону моря.

Ахнув, я наклоняюсь через парапет, пытаясь поймать их, но Стефанос крепко хватает меня за талию и дергает назад.

– С ума сошла? Упадешь!

– Но как же… – расстроенно бормочу я, следя за полетом портретов. Если они упадут на террасу, еще можно попытаться их отыскать, но ветер не оставляет такого шанса – уносит их все дальше в море, а солнце слепит глаза. Я щурюсь и окончательно теряю их из вида.

– Бог ветра и Посейдон теперь будут любоваться твоими портретами, – шутит Стефанос и добавляет, взглянув на меня: – Расстроилась? Придется нарисовать тебя еще раз. Или ты жалеешь о втором портрете, другого художника?

– Нет, точно нет, – горячо возражаю я. – Я хотела сохранить твой.

На губах парня мелькает довольная улыбка. Ему приятно, что я оценила его работу.

– Считай, что это был набросок. Я нарисую другой портрет, еще лучше. Обещаю.

В его взгляде – обещание не только портрета, но и чего-то большего. Я чувствую, как щеки жарко вспыхивают, и отворачиваюсь к морю, подставляя лицо прохладному ветру.

– Пойдем назад? – зовет Стефанос.

Солнце припекает все сильней. На часах полдень, и Стефанос предлагает сбежать от жары на пляж.

Мы возвращаемся обратно вдоль моря, любуясь панорамой Фиры. А когда сворачиваем у видового ресторана на оживленную улочку с туристами, я слышу взволнованный зов:

– Афина! Афина!

Я оглядываюсь – мне интересно посмотреть на женщину, которую зовут так же, как мою бабушку. Но вижу устремленный на меня взгляд седого усатого старика лет семидесяти пяти. Приподнявшись из-за столика у входа в ресторан, он идет ко мне нетвердым шагом и взволнованно повторяет:

– Афина!

На нем белая рубашка и черные брюки, он выглядит элегантно, как будто собрался на свадьбу. Приблизившись, он пытливо заглядывает мне в лицо и что-то говорит по-гречески.

– Ты очень похожа на его знакомую, ее звали Афина, – переводит мне Стефанос.

– Должно быть, он принял меня за бабушку, – догадываюсь я и обращаюсь к старику: – Афина Захариас?

Тот быстро кивает:

– Нэ, нэ!

– Нет? – расстроенно уточняю я.

– Да, – переводит Стефанос. – Нэ – это «да» по-гречески.

Затем он представляет меня старику как внучку Афины.

– Вероника! – восклицает старик, повторяя мое имя, и смотрит на меня, как на ожившую мечту. А затем ударяет себя в грудь, называя свое: – Одиссеас!

А вот и Одиссей! Все-таки я встретила тезку легендарного героя мифов. Стефанос с Одиссеем жмут руки и знакомятся. Затем старик берет меня за руку своей шершавой ладонью и настойчиво тянет за собой в ресторан, тараторя по-гречески.

– Он не знал, что у Афины есть внучка. Просит поговорить с ним, – переводит Стефанос. – Это его ресторан, он приглашает нас на обед.

Судя по тому, как Одиссей мне радуется, их с Афиной связывала как минимум дружба, а значит, я смогу узнать что-то о моей бабушке.

Мы входим вслед за Одиссеем в ресторан, и я с интересом оглядываюсь. Зал довольно уютный, в греческом стиле, а столы застелены белыми скатертями с синим кантом по краю. Одиссей отдает приказ официанту, и тот резво несется на кухню.

– Это мой внук, тоже Одиссеас, – гордо говорит старик.

– В Греции внуков часто называют в честь бабушек и дедушек, – поясняет мне Стефанос, пока старший Одиссей ведет нас за столик на открытой террасе, убирает с него табличку «Забронировано» и приглашает садиться.

Я занимаю место с видом на море и хвалю:

– Прекрасный вид!

Стефанос переводит мои слова, а старик садится напротив меня, довольно кивает и отвечает.

– Твоя бабушка его тоже любила, – говорит Стефанос.

– Моя бабушка бывала тут? – с волнением спрашиваю я.

Мой красивый художник садится рядом со мной и уходит в тень. Теперь он – только голос старика, который рассказывает мне о бабушке Афине.

– Да, и сидела на том же месте, что и ты сейчас.

Одиссей смотрит на меня так, словно перед ним сама Афина, и в его слезящихся карих глазах я читаю любовь, нежность и бесконечную тоску по ней.