Маленький отель на Санторини

– Ты первый раз на Санторини? – спрашиваю я, желая узнать чуть больше о своем спутнике.

– Да. Давно мечтал побывать тут, но раньше не получалось. А теперь понимаю, что всему свое время, – он бросает на меня пламенный взгляд.

Я вспыхиваю и делаю большой глоток сока.

– И надолго ты намерен задержаться?

– А ты? – Он переадресует вопрос мне, как будто это от меня зависит, останется он на Санторини или отправится странствовать дальше.

– У меня отпуск до четверга.

– Так мало?! – расстроенно восклицает он. – Ведь сегодня понедельник.

– Но я могу остаться еще на неделю, если не успею уладить свои дела здесь.

– Конечно, не успеешь, – успокоившись, произносит он. – Куда спешить? Это же Греция!

Сам он, судя по всему, никуда не торопится и готов задержаться на острове хоть на все лето. Интересно, кто ему все-таки звонил? Но я не стану спрашивать. Захочет – расскажет сам.

А пока я достаю телефон и снимаю море и белоснежные домики, облепившие скалы.

– Давай сфотографирую тебя, – предлагает Стефанос.

Я пытаюсь пригладить волосы, но ветер, как назло, дует прямо в лицо, в беспорядке развевая их. Стефанос делает несколько кадров на мой смартфон и хохочет.

– Ну вот на кого я похожа? – ворчу я.

– Ты прекрасна.

От его слов и улыбки на сердце разливается тепло.

– А теперь вместе!

Стефанос встает рядом, обнимает меня за плечи, и мы делаем селфи. Так просто, как будто мы пара и приехали на Санторини вместе. Даже ветер стихает на миг, и на снимке я получаюсь с ровно лежащими волосами, щекой к щеке с невероятно красивым молодым греком.

– Смотри, как здорово, – Стефанос возвращает мне телефон.

Глядя на селфи, я думаю о том, что мы выглядим как молодожены – красивые, счастливые.

– Давай пройдемся, – Стефанос берет меня за руку и тянет вдоль моря.

Я завороженно разглядываю порталы-двери: кажется, что они ведут прямо в небо, но на самом деле за ними ступени, которые спускаются на террасу ниже, к видовым ресторанам.

Пока я останавливаюсь, чтобы сфотографировать их, нас окликает мужской голос, а Стефанос что-то отвечает по-гречески. Я оборачиваюсь. В тени соседнего дома сидит художник лет пятидесяти, а рядом с ним выставлены для примера несколько портретов карандашом – аттракцион для туристов.

– Что он сказал? – спрашиваю я у Стефаноса.

– Предлагает нарисовать твой портрет, но я ответил, что сам художник и нарисую свою девушку.

– Зачем ты соврал? – укоряю я.

– Что я художник?

– Что я твоя девушка.

– А разве ты не со мной сейчас?

Наш спор прерывает старый художник, он подходит ближе и что-то говорит Стефаносу.

– Он не верит, что я художник, – Стефанос ухмыляется. – Предлагает мне состязание. Мы оба нарисуем твои портреты. А публика рассудит, кто из нас лучше.

Я отказываюсь. Если местному художнику нечем заняться, то мне вовсе не хочется позировать, лучше прогуляемся дальше по Фире.

– Ну нет, иначе он решит, что я испугался, – азартно восклицает Стефанос.

И вот уже художник дает ему второй мольберт, чистый лист и карандаш, а меня сажает на складной стул в тени, лицом к морю и другим людям. Сам художник и Стефанос встают спиной к морю, рядом друг с другом и устанавливают два мольберта – чтобы их работы было видно прохожим.

Они считают до трех и начинают рисовать. Почти сразу же за ними начинают собираться зеваки, привлеченные необычным аттракционом. А Стефанос, не отрываясь от рисунка, еще и объясняет им по-английски, что тут проходит битва художников.

Я не вижу, что они рисуют, но судя по тому, что за спиной Стефаноса собирается больше зрителей – в основном, женщин и девушек, в этой битве выигрывает он. Уличный художник нервничает, бросает взгляды на Стефаноса, но тот слегка поворачивает мольберт, чтобы соперник не видел его работу.

Все состязание занимает не больше получаса. Я слегка замерзаю на ветру, но не успеваю заскучать, потому что наблюдаю за тем, как работает Стефанос, и постоянно ловлю на себе его взгляды. Он не просто смотрит на меня, он изучает, переносит мои черты на холст, снова смотрит – сияет, если получилось, хмурится, если нет, и исправляет начертанное. Карандаш в его пальцах так и порхает – словно ласкает холст. Я перевожу взгляд на его соперника и вижу, что тот буквально вонзает карандаш в холст, чертит резко, на меня смотрит, прищурив глаза и закусив губу, а от напряжения у него на лбу выступила испарина.

Наконец Стефанос отступает от холста и опускает руку с карандашом. Рисунок закончен, и поклонницы за его спиной разражаются аплодисментами.

Уличный художник торопится дорисовать портрет, но Стефанос призывает его остановиться, и тот с досадой скрипит зубами.

– Готова? – Стефанос подмигивает мне.

На «раз-два-три» они разворачивают мольберты. С холста Стефаноса на меня смотрит невероятная красавица, с черными волнистыми волосами которой играет ветер, а пухлые губы слегка приоткрыты в улыбке, словно в ожидании поцелуя. У нее мои черты, но я с трудом узнаю в ней себя. Так вот какой он меня видит?