Маленький Бобеш

— Нет, Бобеш тоже не стал бы есть… Ведь правда, Бобеш? Ты не стал бы есть рогалики без масла и пить кофе с пенкой?

У Бобеша заблестели глаза, и, прежде чем он успел сообразить, с его губ сорвалось:

— Нет, я стал бы.

Он сказал это громче, чем хотел.

— Правда, Бобеш, ты хочешь есть? Ты еще не завтракал?

— Нет, — тихо сказал Бобеш. Ему вдруг стало стыдно, что здесь, перед чужими людьми, он так громко говорил.

— Ты, мальчик, еще не завтракал? — спросила также и пани. И она приказала служанке: — Фаня, дайте этому мальчику немного кофе. — Затем она обратилась к Бобешу: — Пойди сядь рядом с Миладкой — у нее, наверное, скорее появится аппетит.

Бобеш не заставил себя приглашать еще раз и сел за красивый белый стол. Перед ним тоже поставили маленькую чашечку с маленьким блюдцем. Бобеш взял чашку кофе, снял ее с блюдца, поставил на скатерть, а блюдце отставил в сторону. Фанка заметила и сказала:

— Поставь, мальчик, чашку на блюдце, а то ты нам испортишь скатерть.

Тогда Бобеш снова поставил чашку на маленькую тарелочку, которую называли здесь блюдцем.

— Возьми себе рогалик, Бобеш, — сказала Миладка.

Бобеш вопросительно посмотрел на пани, и, когда та кивнула ему и улыбнулась, он набрался храбрости и принялся есть рогалик с таким аппетитом, что Миладка глаз от него не могла оторвать. Она тоже стала есть рогалик, но откусывала совсем понемногу. Бобеш все время думал, какая эта Миладка привередница! Ведь кофе и рогалики такие вкусные, а он, Бобеш, не пробовал рогалика с того самого дня, как родился Франтик и приезжал крестный. Мать никогда не покупала Бобешу к кофе рогаликов, и Бобеш о них вообще думать забыл. Колбасу, сосиски, рогалики и сладости Бобеш привык считать праздничной едой. И поэтому он не переставал удивляться на Миладку, что та требовала к рогаликам еще и масла. Когда Бобеш съел два рогалика с кофе, Фанка все убрала со стола. Бобеш встал и пошел поиграть с Миладкой в комнату. Пани была очень довольна, что Миладка выпила всю чашку кофе и съела целый рогалик. Поэтому она охотно позволила Миладке поиграть с Бобешем в комнате.

Комната удивила Бобеша даже больше, чем кухня. Такой комнаты он еще никогда в жизни не видел и не думал увидеть. В ней была такая красивая мебель, какой не было даже у Либры. Да что там на хуторе! Эту мебель он вообще ни с чем не мог сравнить. На натертом красной краской полу лежал большой ковер со множеством вытканных пестрых цветов. Бобеш не мог на него наглядеться, не верил, что где-нибудь могут быть более прекрасные цветы, чем здесь, на ковре.

— Как красиво! — показал он на ковер.

— Тебе нравится наш ковер? — спросила Миладка.

— Очень нравится. Я только удивляюсь, как вы можете по нему ходить ногами! Почему вы не повесите его на стену?

— А ковер у нас, Бобеш, для того, чтобы не пачкать пол.

— Я понимаю. Но ведь пол не такой красивый, как ковер.

— Конечно, не такой красивый, но, когда на нем ковер, ведь он красивее, правда?

— Правда-то правда, но я бы все-таки ковер не топтал.

Миладка разбежалась по ковру и перекувырнулась. Конечно, нарочно, чтобы показать Бобешу, как удобно на таком ковре кувыркаться.

— Иди сюда, Бобеш, играть.

Бобеш сначала стеснялся, но, когда увидел, что ни пани, ни Фанки в комнате нет, стал кувыркаться на ковре вместе с Миладкой. Они подражали собакам, ходили на четвереньках, лаяли друг на друга, кувыркались через голову. И Бобеш даже решил сделать стойку, встать на голову.

Бобеш есть уже не хотел и не вспомнил о матери ни разу. Он был совершенно счастлив и выделывал что только мог. Впрочем, особенно он резвился потому, что на него смотрела Миладка.

— Погляди-ка, Миладка, погляди, я стою на голове!

— Подожди, я тоже попробую, — сказала Миладка. Бобеш объяснил Миладке, что ей нужно делать, чтобы у нее тоже получилась стойка. Миладка решила, что все поняла и вполне овладела этим искусством, как вдруг перевернулась на бок и ногами задела этажерку. Этажерка закачалась, закачалась и стоявшая на ней ваза с цветами. И, прежде чем Бобеш успел опомниться, ваза упала на ковер. Миладка вскочила, держась за ногу.

— Ох, я стукнулась!

— Ты видишь? — тихо сказал Бобеш. — Разбилась.

— Что разбилось?

— Ну, посмотри, с этими цветами.

— Боже мой, ваза!

Миладка забыла, что у нее болит нога, вскочила и стала разглядывать, что случилось с фарфоровой вазой. Это, собственно, была скорее не ваза, а статуэтка: какая-то девушка, стоявшая, глубоко задумавшись, у высокого пня. Пень был полый, в нем была налита вода, и в воде стояли цветы. Рядом с пнем был еще красивый мохнатый пес. Но все это уже только было. Сейчас никакой собаки не было и в помине. У девушки была отбита голова, не хватало также и руки, которой она должна была упираться в бок.

— Бобеш, мы должны все поскорее убрать, а то мне здорово попадет. Боже мой, что мне будет!

— А склеить никак нельзя?

— Наверное, нет. И ковер мокрый.

— Ковер высохнет, а эту вазу мы все-таки склеим.