Для Бобеша было большим событием, когда мать купила швейную машинку. Бобеш уже снова бегал по комнате и, хотя он немного ослаб, все же чувствовал себя вполне здоровым. Иногда ему казалось, что до сих пор еще немного дрожат колени. Как-то днем Бобеш проснулся после короткого сна и хотел попросить у матери стакан воды. Стал искать ее глазами по комнате и вдруг увидел у окна швейную машинку. Он протер глаза, чтобы лучше видеть: не кажется ли ему? Нет, там явно стояла машинка, и он сразу же вспомнил, что такую же точно видел у пана Адамца — портного. Мать вышла из кухни.
— Мама, — спросил Бобеш, — это наша машинка?
— Да, Бобеш, здесь теперь все: и наша изба и наша корова. Все, что у нас осталось от продажи, — вздохнула мать.
— Я тебя не понимаю, мама.
— Ну, я хочу сказать, что за машинку мы отдали последние деньги, которые у нас еще оставались от продажи нашего дома и коровы. Теперь у нас, кроме швейной машинки, ничего больше нет. И надеяться мы можем только на заработок, на свои руки. Я буду шить, Бобеш.
— А ты умеешь?
— Умею.
— А когда ты начнешь шить? Мне хочется поглядеть.
— Скоро. Только ты смотри, Бобеш, не подходи к машинке. Как бы палец тебе не прищемило…
— Но ведь смотреть-то можно?
— Смотреть, конечно, можно, только руками не трогай.
— И немножко нельзя потрогать?
— Нет, Бобеш. И оставь меня в покое, мне некогда. Не серди маму.
Когда мать отошла, Бобеш подошел к машинке и стал ее молча, внимательно разглядывать. Посмотрел на блестящее колесико наверху, потом на колесо внизу. Особенно его поразили позолоченные железные буквы. По складам он прочел: «ЗИНГЕР». Он так обрадовался, прочтя надпись, что побежал в кухню и закричал:
— Мама, мама!
Но мать строго на него посмотрела, приложила палец к губам, а дедушка даже молча пригрозил. Мать укачивала Франтишека. Бобеш притих, на цыпочках подошел к матери и шепотом спросил:
— Мама, а ты знаешь, что на этой машинке написано «Зингер»?
— Знаю, Бобеш. Я только прошу тебя, не подходи к ней, побудь здесь.
Бобеш послушался, остался и все посматривал на братишку.
— Мама, — зашептал он через минутку снова, — посмотри-ка, у Франтишека двигается на головке кожа, вот здесь, видишь? — И пальцем он коснулся темечка на голове у Франтишека.
— Отойди, Бобеш, а то он проснется.
— Нет, ты посмотри, мама, ведь на этом месте у него совсем мягкая головка. А у меня твердая. Ну-ка, мама, я пощупаю: у тебя тоже мягкая?
— Ты глупый, — засмеялась мать. — Это бывает только у маленьких детей.
— У меня тоже была мягкая?
— Тоже.
— А у дедушки с бабушкой тоже?
— Ну конечно, тоже.
— А почему так бывает, мама?
— Бобеш, перестань болтать! Видишь, Франтишек снова проснулся.
Бобеш еще долго ощупывал свою голову, чтобы убедиться, нет ли там где-нибудь мягкого местечка. Но, сколько он ни щупал, голова везде была одинаково твердой.
«Вот удивительное дело!» — думал Бобеш.
— Мама, а когда головка у Франтика затвердеет?
— Когда ему сравняется годик, когда начнет в ум входить.
— Как это — входить в ум? Наверное, наоборот, ум будет входить туда, в головку?
— Ты глупый, Бобеш.
— Вот ты говоришь мне — «глупый», а учитель в школе, наоборот, сказал, что я умный мальчик. Ты сама мне рассказывала.
— Наверное, учитель ошибся, — засмеялась мать.
— Нет, не ошибся. Учитель не ошибается, он все знает. Вы, наверное, вместе с отцом того не знаете, что учитель. Даже вместе с дедушкой и бабушкой. Ну, бабушка — та вообще ничего не знает. Однажды учитель рассказывал нам о майском жуке… Нет, дело было не так. Пепик Гаек принес в класс такого толстого-претолстого червя и такого вот длинного, — показывал Бобеш. — Ну, и держал он его в спичечной коробке. Когда пришел учитель, Пепик показал червя ему. Учитель сказал, что это личинка майского жука. А потом рассказывал нам о жуке. О том, как он сначала кладет яйца в землю, как из яиц получается личинка, знаешь? А потом из-личинки через много-много времени получается майский жук. Этот жук снова кладет яйца, из яиц снова получается личинка, а из личинки — снова майский жук. И так все время. И вот, когда учитель нам обо всем этом, мама, говорил, я вспомнил о тебе: как ты мне однажды рассказывала, что дети, когда вырастают, рожают снова детей, а те дети — снова детей. Так вот дедушка — это отец отца, а его отец был дедушкой отца понимаешь, мама?
— Да, ты хорошо все понял.
— И я когда вырасту, у меня будет сын. Я буду его отцом, а у того сына тоже будет сын, и я буду его дедушкой. Правильно, мама?
— Совершенно верно.
— И так будет всегда, а?
— Конечно, всегда.
— Вот я тогда так и сказал учителю: «По-моему, у майских жуков все как у людей. Мы умрем, останутся наши дети. У наших детей тоже будут дети. Они умрут, и эти их дети снова родят детей. И потом тоже умрут, и так будет всегда-всегда». А учитель засмеялся и сказал, что я умный мальчик.
— Если бы я была на месте учителя, я сказала бы, что, ты егоза.
— Нет, я не егоза.
— Ну, тогда стрекоза.