Маленький Бобеш

Миладка собрала осколки и, насколько это было возможно, поставила вазу на этажерку так, как она стояла раньше. Цветы Миладка тоже поставила на место, и действительно, на первый взгляд казалось, что все в порядке. Потом Бобеш с Миладкой осторожно приставили отбитую головку к статуэтке, но отбитую ручку и песика водворить на место все-таки не удалось.

— Сейчас мы куда-нибудь спрячем осколки, — сказала Миладка.

Бобеш сначала загрустил, что случилась такая неприятность. Но, когда Миладка принесла игрушки, он забыл обо всем. У девочки были кукла, игрушечная кухонька, посуда и платья для куклы. Дети стали снова играть и совсем забыли о вазе.

— Вот, Бобеш, теперь ты будешь папой и пойдешь на службу.

— Куда я пойду, Миладка?

— Ну, на службу в какое-нибудь учреждение. Как наш папа ходит.

— А что такое учреждение?

— Ну, учреждение — это учреждение. Туда ходит наш папа.

— А что он там делает?

— Служит.

— А как служит?

— Ну, служит, как все чиновники служат.

Бобеш и этого ответа не понял, но решил, что больше спрашивать не стоит, лучше узнать потом у мамы. Однако едва он пришел из «учреждения», как ему дали новую роль. Теперь он должен был стать Фанкой. Прислугой. А Миладка была «милостивой пани». Она сразу же объявила, что сегодня будет «большая стирка», и игра началась. Фанка стирала, а милостивая пани ее бранила. Упрекала, что рубашки недостаточно белые, что стирает Фанка слишком медленно, потом вообще заявила, что на такую работу она не может больше смотреть. Бобешу это не понравилось, и он сказал:

— Тогда ты стирай сама, раз тебе так все не нравится.

— Ну, Бобеш, ведь мы только играем. Нужно же мне ругаться, если я играю в нашу маму. Мама всегда ругает Фанку, когда она стирает. Так полагается, раз уж у нас «большая стирка».

— А что это такое — «большая стирка»?

— Ну, я не знаю… Думаю, что это когда его много.

— Чего много? Белья?

— Да.

— А я думал, что когда стирают рубашки, то это и есть большая стирка, а когда носовые платки, то — маленькая.

— Теперь, Бобеш, пойдем вешать, чтобы белье успело просохнуть.

Миладка принесла шнурок. Шелковый шнурок, отпоротый от старого материнского платья. Бобешу показался шнурок серебряным — так он блестел. Один конец шнурка Миладка привязала к ножке столика, на котором стоял аквариум… и только тогда Бобеш заметил аквариум! От удивления он лишился дара речи. Это было выше всех его ожиданий! Живые рыбы в комнате! Рядом с аквариумом стояла большая кадка с пальмой, но даже пальма не удивила Бобеша так, как рыбки. И какие рыбки! Золотые, настоящие золотые рыбки! О золотых рыбках Бобеш только в сказке читал. А теперь он их видит! А одна там была черная, с длинными усами.

— Я в жизни не видел таких рыбок!

— Это золотые рыбки, — сказала Миладка.

И она говорила об этом так спокойно, словно о печке, стоявшей в углу комнаты!

— Почему ты раньше мне не сказала, что у вас есть золотые рыбки?

— А что здесь особенного? Они у нас всегда были.

— Если бы у нас были рыбки, я бы рассказывал об этом всем. Ведь они живые!

Бобешу непременно хотелось хоть одну рыбку потрогать. Он вообще от них не мог глаз отвести, а Миладка все время тормошила его: ей хотелось продолжить игру.

— Подожди еще минутку, Миладка, я хочу их как следует рассмотреть.

— Да ты лучше к нам еще когда-нибудь придешь, — пообещала Миладка. — Пойдем играть!

— Знаешь что? Об этих рыбках можно придумать настоящую сказку.

— О чем?

— О золотых рыбках.

Миладка все-таки хотела играть и стала привязывать другой конец шнурка к этажерке, где стояла разбитая ваза.

— Иди, Бобеш, брось-ка рыбок, давай вешать белье. Ты ведь все еще Фанка.

— Иду, иду, милостивая пани, — сказал Бобеш.

— Вас только за смертью, Фанка, посылать! — входила в роль Миладка. — Вас ждешь не дождешься! Когда вы приметесь за работу? — Миладка это говорила тем же самым тоном, что и мать. — Вы, Фанка, какая-то сонная, и все это потому, что вы шляетесь бог знает как долго вечером по улице. Имейте в виду, это не может не сказываться на работе. И вы еще хотите, чтобы вам прибавили жалованье! Вы совсем сошли с ума, Фанка!

— Я не сошел с ума, — ответил Бобеш, вешая платье куклы.

— Вы еще будете мне возражать! Я говорю вам в последний раз! — Миладка уперла руки в бока. — Я говорю вам в последний раз, Фанка! Еще раз вы мне ответите — и полетите отсюда! Какое нахальство!

— А что такое нахальство? — спокойно спросил Бобеш, словно угрозы «милостивой пани» его совершенно не касались.

— Нахальство? Я тоже не знаю, что такое нахальство. Это мама иногда так Фанке говорит. Фанка потом ревет и просит у мамы прощения.

— А я, Миладка, тоже должен реветь? — спрашивал Бобеш.

— Если сумеешь, реви.

— Пожалуй, я сумею. — И Бобеш начал хныкать.

— Ну, хватит уж, — сказала Миладка, которой хныканье Бобеша не очень понравилось.

— Милушка, пойди сюда, — позвала из другой комнаты настоящая пани.

Иду, иду! — отозвалась Миладка и обратилась к Бобешу: — А вы, Фанка, снимите белье, приготовьте обед, но сначала сбегайте к мяснику за мясом.

— Слушаюсь, милостивая пани, — отвечал Бобеш. — А я могу здесь остаться один?

— Можешь, Бобеш, я сейчас вернусь…