- Да брешет он. Нода - парубок со смекалкой, - ввязался в разговор Евтихий Лоик, старый матрос с грустными, глубоко посаженными глазами. - Сам Павел Степанович Нахимов ему за смекалку крест пожаловал после Синопа!
На ходу укладывая чертёж, подошёл Дельсаль с Кондратом Субботой.
- Это весьма интересно, - говорил офицер, - я непременно доложу об этом.
Пожав Субботе руку, сапёрный офицер пошёл в сторону Язоновского редута.
Колька с интересом смотрел на высокого, худощавого Кондрата. Ему очень хотелось заговорить с матросом, разузнать, что там такое он придумал. Но зычный голос унтер-офицера Белого остановил его.
- Будет лясы точить, за работу!
К батарее, скрипя и повизгивая, подъехала арба, гружённая пятьюметровыми плетнями, так называемыми фашинами. Ими укреплялись земляные валы. Арбу сразу же разгрузили. Возница поманил Кольку пальцем:
- Погонять умеешь?
- А как же!
- Не врёшь?
- У бати спросите. Вон он, на бруствере.
- Хошь за фашинами съездить? А я тут подсоблю. Поди попросись.
- Пусть прокатится! - закричал отец сверху, услыхав их разговор, - передохнёт малость.
Возница подсадил Кольку на подводу. Мальчишка, схватив вожжи и боясь, что могут передумать, поспешно закричал:
- Но!
Лошади не шевельнулись.
- Но-о-о!!! - ещё громче закричал Колька.
Животные переступили с ноги на ногу и… не двинулись с места. Вокруг засмеялись.
- Ну и возница! - громче всех хохотала круглолицая матроска.
- Не смейтесь, - сказала женщина в чёрном платке, - он, может, этих лошадей не знает.
- Точно. Не знает, - пробасил возница, подходя к Кольке. - Это работящие кони, братец. С ними по доброму нужно говорить. Ты отпусти вожжи, они сами и потянут.
Обескураженный Колька ослабил поводья, и арба медленно покатилась под гору.
Лошади привычно повернули влево от Екатерининской улицы и пошли по неглубокому оврагу. В конце Кривого переулка, ожидая очереди, уже стояло несколько телег.
Колька пристроился к ним.
В глубине большого захламлённого двора десятка два женщин плели из прутьев туры и фашины для бастионов. В центре, в огромном котле кипела вода. Колька спрыгнул с подводы и подошёл к котлу. Там распаривали пучки хвороста. Из них скручивали жгуты, скреплявшие плетни - фашины. Женщины ловко выхватывали из кипятка прутья, сплетали их по три и быстро пронизывали этим жгутом лежавшие на земле хворостины и колья.
- Гляди, кони-то без Федота пришли, - сказала одна из женщин, обращаясь к соседке.
- Они при мне, - пробурчал Колька и отошёл к лошадям.
Женщина посмотрела ему вслед и, вздохнув, покачала головой.
- Мой Петруха, верно, тож по баксионам валандается… Гнать некому.
- И не надобно, - вступил в разговор одноногий отставной солдат (он заведывал работами). - Ты вот по доброй воле вязать пришла, а малята - они тож нужду разумеют. Этот вот, - отставной указал на Кольку, - Федота высвободил, глядишь, лишние руки баксиону. Я тебе, Михайловна, так скажу, - продолжал солдат, - россиянин сызмальства за Отечество живот покласть готов - это в кровушку нашу вошло. Хранцуз - он на язык спорый: думал, ударит своими мортирами - конец Севастополю! Ан нет! Даже на штурм не пошёл - убоялся.
- Народу побил тьму, - вступила в разговор ещё одна женщина. - На Северную по сей день везут и везут кормильцев…
- Да-a, - протянул солдат, и его старческие глаза повлажнели. - Пуля - дура, а ведь бонба ещё глупее: самого адмирала Владимира Алексеевича не пощадила. Таких, как он, на мильен не сыщешь…
- Геройской отваги был енерал, - подтвердил один из ездовых. - Был я на баксионе, так их высокопревосходительство так говорил: смотрите, молодцы, палите во вражину хорошенько. Отступления быть не может! А ежели я прикажу отступать, колй меня штыками, как последнюю штабную крысу, будто я вовсе не енерал, а писаришка. После этих слов дух взыграл в матросах да солдатах… Трудно Севастополю отбиваться будет без Владимира Алексеевича.
- Господи! - вздохнула женщина и прижала руки к сердцу. - Услыши молитвы наши за душу человека, которого все мы любим…
Колька уже давно подошёл поближе к говорящим и, не выдержав, вступил в разговор:
- «Лохматка» ему прямо в ногу ударила… Мы с Максимкой Рыбальченкой всё досконально видели.
Кто-то недоверчиво сказал:
- Где уж там видели!
- Да мы на Малахов ядра носили как раз, - обидчиво бросил Колька.
Женщины с интересом посмотрели на мальчишку. А тот, по-взрослому заложив руки в карманы, повернулся и умышленно медленно пошёл к уже нагруженной арбе. Он взобрался на туры, легко тряхнул поводьями и, искоса поглядывая на женщин, проронил со значением:
- Точно, рана была смертельная.
Арба медленно выехала со двора. В конце Кривого переулка на дорогу вышла маленькая девочка и подняла руку.
- Тпру, - Колька подтянул поводья, - чего ещё там?!
- Мне на баксион к мамане, - тоненьким голоском пропела она, - возьми с собой.
- На какой ещё баксион?.. - высокомерно проговорил Колька.
- На четвёртый, - не замечая тона, доверчиво ответила девочка.
- На четвёртый? - переспросил Колька.
- Да, да, - торопливо заговорила та, - маманя помогает на батарее, а мне велела к полудню водицы прихватить.