Причина, по которой мальчики на это соглашались, та же, по которой девочки соглашались рисковать жизнью, рожая детей: ради выживания. А угроз для выживания было столько, что герой, по словам Джозефа Кэмпбелла, мог иметь тысячу лиц.
Но кто внушал мальчикам такую мысль? Родители, бабушки и дедушки, школы, церкви – все на свете. Каким образом? Через сложную систему так называемого «хора социального соблазна». Поскольку наше выживание зависело от влечения юношей и девушек друг к другу, с него и начнем…
Хор социального соблазна
Как-то раз мой брат Уэйн и его подруга из Университета штата Юта пошли в лыжный поход по Национальному парку Гранд-Титон. Дело было в апреле, теплело, и с гор сходили снежные лавины. Один перевал был особенно рискованным. Уэйн был опытный походник и, несомненно, сразу понял, что если они с подругой пойдут той дорогой, у них будет возможность спасти друг друга, но ценой большого риска.
Он пошел вперед один. Моего брата засыпало лавиной – тоннами льда. Лишь через несколько дней тело удалось извлечь с помощью динамита: оно было погребено под десятиметровым слоем снега.
Уэйну не было и двадцати одного года. Сомневаюсь, что ему приходило в голову поступить иначе: он знал, что должен любой ценой оберегать подругу, быть ее бесплатным телохранителем. Естественно, когда на похоронах Уэйна она рассказала мне, как все было, никто не посмотрел на эту трагедию с подобной точки зрения. И решение Уэйна пойти первым, и решение подруги его отпустить, несомненно, были приняты бессознательно.
Насколько глубоко эти стереотипы – защищать и вознаграждать за защиту – укоренились в нашем бессознательном?
Когда самцы мартышек-верветок дерутся с другими обезьяньими стаями за пищу или территорию, самки в награду заигрывают с лучшими из уцелевших. Тогда социальное положение самцов-воинов повышается, а значит, с ними соглашается спариваться больше самок-верветок. А тех из самцов, кто уклонялся от битвы, самки игнорируют или «ругают»{103}.
Действует ли социальный соблазн самок-верветок? Конечно. К следующей битве самцы уже усвоят, что самые отважные получат в награду секс, а дезертиры будут наказаны: самки на них не смотрят или прогоняют{104}. Лисистрата наоборот.
Женский социальный соблазн, побуждающий мужчин рисковать жизнью ради женской любви, уходит корнями туда же, куда и война как таковая. Это часть нашего генетического наследия.
Перекрутим на сегодняшний день. Даже самый поверхностный анализ современных фильмов вроде «Звездных войн» и «Голодных игр» показывает, что ваш сын до сих пор наблюдает, как прекрасные женщины влюбляются в «офицеров и джентльменов», а не в «рядовых и пацифистов». А еще наши дети – и сыновья, и дочери – слышат песни вроде «Holding Out for а Hero» («Я согласна только на героя») Бонни Тайлер, которая стала классикой благодаря своей основной мысли:
Он должен быть сильным,
Он должен быть быстрым,
Он должен быть только что с поля боя!
Мы можем внушить мальчикам, что они должны стремиться к статусу героя в обмен на смерть ради жизни других, и убеждать их сделать это целью жизни, поскольку наши сыновья, как и дочери, – общественные животные, а следовательно, на них действует социальный соблазн. Однако, как указывала Маргарет Мид (Margaret Mead), женская роль естественнее, а мужская в большей степени диктуется обществом. А значит, ваш сын больше, чем ваша дочь, склонен принимать социальный соблазн за цель в жизни.
Однако восприимчивость вашего сына к социальному соблазну проявляется задолго до того, как мальчик начинает интересоваться (или не интересоваться) девочками.
Бесцельность существования наших сыновей мучает их особенно сильно еще и потому, что, несмотря на снижение популярности традиционной мужской роли, лишь немногие родители понимают, как сильно мы нагружаем подсознание своего сына сообщениями, что будем любить его сильнее, если будет вести себя как герой в традиционном смысле слова.
Вот что думает об этом мой знакомый Джек.