– Если тебе так не терпится от меня сбежать, езжай прямо сейчас.
– Я думал, надо сперва как-то организовать это. Обговорить детали.
– А я и без тебя знаю, что надоела тебе, так что катись. Сегодня же.
– Я думал это как-то запланировать… Ну, например, на первое число следующего месяца. Это даст нам пару недель на то, чтобы все организовать, а я за это время смогу придумать, про что писать, чтобы, когда уеду, можно было сразу браться за работу, не тратя на предварительные размышления неделю или две.
– Если бы я тебе не надоела, мог бы и наверху писать. У других писателей тоже есть жены.
– Не знаю, как у них это получается. Может быть, кто-то из них тоже на месяцок-другой уезжает.
– Да пожалуйста, можешь ехать. На месяц, на два… Можешь на год. Представляешь, сколько ты напишешь за год! Можешь вообще навсегда. Тогда сможешь написать
– Слушай, какой смысл все делать еще хуже?
– Вот и я говорю: какой смысл?
– Я думал, ты меня поймешь…
– Ну а вот я – не понимаю!
– Тогда ладно, забудем.
– Чего это я должна забывать? Хочешь уехать и писать – давай. Чего это я буду забывать?
– Я не смогу писать, если уеду таким вот образом. Я буду слишком переживать за тебя и за детей.
– А ты за нас не переживай. Давай, встал и пошел. И пиши себе…
Женщина поднялась и направилась в спальню.
Надо придумать какой-то способ, как продуктивно работать наверху, подумал он.
Он вошел в спальню, сел на кровать.
– Ладно, слушай сюда. Я буду работать наверху. Буду вставать утром и поднимать детей, чтобы ты могла как следует выспаться, но когда я уже наверху, предоставь мне там оставаться, пока я на день все не закончу. Это будет что-нибудь до пяти. Может, до шести. А кое-когда, может, и до семи. Но я должен буду оставаться там все время. Спускаться не буду даже к ланчу. Буду всякий раз что-нибудь брать с собой, класть там в холодильник и по мере надобности этим питаться. Детей буду видеть меньше, но для них это еще и лучше. Сейчас я слишком много времени с ними. Все будет не так уж плохо. Я и сам не хочу уезжать на месяц. И заскучаю, поди, да и дорого это слишком, а у нас тут наверху целая квартира – работай не хочу. Все, что надо сделать, – это чуток там прибраться, очистить палубы по-боевому и зарубить себе на носу, что надо соблюдать режим работы, как у всякого рабочего человека. Калитку будем держать на замке, чтобы никто не мог даже в дверь позвонить. Ты будешь знать, что войти никто не может, и бояться не будешь. Там для работы идеальная обстановка, надо только чуть-чуть прибраться. Уходя с детьми на прогулку, ворота запирай. По воскресеньям будем с ними вместе выезжать куда-нибудь на пикник. По воскресеньям я работать не буду, только по будням с десяти и что-нибудь до пяти или шести. По вечерам будем слушать радио и танцевать, или читать, или болтать. И оглянуться не успеешь, как ты опять окажешься беременна, а я буду работать и нам будут присылать деньги. Это я к тому, что все будет нормально, заживем на славу.
– Ты уверен, что так тебе будет лучше, чем уезжать?
– Да, конечно! Я должен видеть тебя каждый день.
– Не только детей? Меня тоже?
– Да, тебя тоже. Мы все так организуем, как будто меня дома нет. Завтра сходишь, повидаешься со своей подружкой, но послезавтра начнем подготовку, приборку и все прочее. Чтобы там все подготовить, нам обоим дня три-четыре придется основательно потрудиться. Я помогу тебе здесь внизу, а на верху сам все сделаю, потому что раз начали, останавливаться будет уже нельзя. Тебе надо будет здесь внизу привести все в порядок, чтобы потом по ходу дела ты не слишком уставала. А когда все обустроим и ты будешь знать что и как, будет совсем не трудно, а даже интересно.
– Прости меня за то, что я сегодня вытворила. Ты меня прощаешь?
– Да, конечно.
Женщина подбежала к нему и нежно его обняла, потому что оба были одинаково беспомощны и несчастны.
Глава 18
Вернувшись из детской, женщина сказала:
– Оба дрыхнут без задних ног. Времени всего десять. Может, позвоним кому-нибудь, позовем в гости?
– Как там Рози?
– Спит сладким сном.
– Ты подоткнула ее?
– Да нет, она так разметалась. Пошли посмотришь.
Они вошли и увидели девочку, лежащую на спине, разметавшуюся, расслабленную и голенькую. Женщина указала на ту часть, по которой видно, что этот ребенок женщина, и тихонько усмехнулась тому, до чего она прелестна. Мальчик тоже лежал раскинувшись, но лицом вниз, расставив руки в стороны и свесив ладони по сторонам кровати, а лицо у него было при этом темным, серьезным и без всякого намека на подмигивание.
Мужчина отвернулся от мальчика и, обняв женщину, прижал к себе:
– Какие чудесные дети! Оба такие чудесные. Они лучше, чем мы того заслуживаем.