Мальчики + девочки =

Одну вылечили, другую спасли. Дирижер набирал силу и мощь, проникновенность и глубину, масштабность и величие. Страсти, с какими он, человек, не умел справиться, питали художника. Казалось, он способен разъять музыку, разложить на атомы и сложить так, что произведение являлось вечно новым, каким до него его не понимал и не умел воспроизвести никто. Губайдулина посвятила ему концерт. Каретников принес хоралы, от которых Дирижер заплакал. Первая скрипка в больнице написала книгу, которой не существовало в природе, когда она о ней заикнулась, отказавшись от Парижа. Она не могла полететь в Париж, зная, что Дирижер будет проводить с Альтом время там, где проводили его они, на самых первых гастролях, когда были молоды, преданы один другому и верили, что завоюют все вершины музыки, а завоеванные ими вершины любви и так с ними, навсегда. Книгу Первая скрипка посвятила им двоим: ему и музыке. Описав – неожиданно талантливо, что так трудно в этой области и не каждому дается, – главные вещи, продирижированные мужем, она вплела множество спокойных, искренних и убедительных страниц об их жизни вдвоем, потом втроем, когда на свет появился сын, об их общей, между тремя, любви, дружбе, доверии и вечной связи, какая сложилась и какой не порвать ни времени, ни обстоятельствам. Третий был введен психологически точно. Может, интуитивно, а может, благодаря хорошо развитому уму. Иному третьему места в этом треугольнике не оставалось.

Когда в 93-м палили из пушек по Белому дому, оставляя на нем траурные отметины, Дирижер смотрел, как черное распространялось на белом, с балкона Высотного дома на Кудринской площади, тогда она называлась площадь Восстания. Альт жила в этом доме, и окна ее квартиры выходили прямо на Дом правительства. Время от времени Дирижер заходил в комнату и смотрел на экран телевизора. Телевизор показывал ту же картинку, которая была перед глазами: съемочная бригада Си-эн-эн, транслировавшая события, располагалась на балконе этажом выше, их разговоры доносились до Дирижера. Альт подошла и положила свою змеиную головку к нему на грудь. Он погладил ее шелковые волосы. Она потянулась к нему. Он ее поцеловал. Пошатнулся и упал навзничь. Вызванный врач констатировал смерть.

Альт рассказывала это ближайшей подруге, рыдая, сразу после похорон, на которых обе женщины встали с разных сторон гроба. Можно было предположить, что они кинутся друг другу на шею. Предположить можно что угодно. Они не кинулись, не поздоровались и на протяжении всей церемонии не взглянули друг на друга. Церемония длилась долго, присутствовали официальные лица, но речи говорили на редкость искренние, у многих были слезы на глазах. Уходила эпоха. Сын поддерживал мать, однако когда стали поднимать гроб с телом, оставил ее, чтобы понести отца вместе с другими, и в эту минуту Альт кинулась ему, чужому сыну, на шею. Знающие люди ахнули и застыли, кто где стоял. Глазеть было неудобно, но и не глазеть мочи не было. Момент случился потрясающий. Как в театре. Сын осторожно прижал Альта к себе, потом так же осторожно отвел ее руки, вытер ребром ладони ее мокрые глаза и подставил плечо под домовину.

Ближайшая подруга, маленькая пианистка, которую хлебом не корми, дай сделать большие глаза и поведать чужие новости по секрету всему свету, так и сделала: растиражировала рассказ Альта. Не исключено, что на то и было рассчитано.

Спустя пару лет, в поездке, на очередных гастролях все в том же Париже, Первая скрипка, еще до проявившихся признаков опухоли мозга, сидя с Шестым пультом за ужином в ресторанчике на берегу Сены, неожиданно заговорила: мы с ним ужинали в этом ресторане… выпили много вина… поехали кататься на речном пароходике… и он чуть не упал за борт… если бы я чуть подтолкнула… но я не подтолкнула… подтолкнула другая… когда в Москве начали стрелять пушки… он как огромное чувствилище был ошарашен, ошеломлен, убит… а она почему-то решила, что ее час… что в этом состоянии она сумеет окончательно овладеть им… истерика… битье посуды… битье его по щекам… а он любил ее… и сердце его разорвалось…

Откуда вы знаете , ошеломленная, спросила Шестой пульт.

От него , коротко бросила Первая скрипка, рассматривая на свет красное вино в бокале, он приходил ко мне и рассказал… я пишу вторую часть книги, там все будет… недопустимо, чтобы в истории культуры осталось так, как сочинила альтистка…