Мальчик как я

- Да что вы понимаете! Сидите на диване рядом с готовой разорваться бомбой, да ещё извиняетесь! Я вас в любую минуту придушить готов, стоит весам чуть дрогнуть!

- А если бы вам сказали, что в этом мире есть ещё одна Мэри Уотсон, в девичестве…

- Морстен. Да как вы смеете!

- Я просто предложил рассмотреть это допущение. И не стану давать вам ложную надежду, она пропала без вести месяц назад. Последний раз её видели с высоким, темноволосым мужчиной.

- Примерно как вы.

- Примерно, как я.

- И Джона Уотсона тоже.

- Я был бы просто уверен, что это сделал я, если бы не… если бы не был в это время в совсем другом месте. Ваше появление кое-что объясняет, но рождает куда больше загадок, например…

В этот момент в замке повернулся ключ, вспыхнул верхний свет, и начался скандал.

Было начало обеденных часов, улицы наполнялись народом, самыми ранними пташками, давно переварившими первого червячка, и Джон, смешавшись с толпой, решил добежать до ближайшего продавца газет. Он похлопал себя по карманам - во вчерашней беготне потерял наличные, хорошо хоть, карточка цела, - со вздохом отыскал банкомат…

Вчерашний вечер окончился сегодня засветло.

Сперва к беседе с визжащей и плюющейся журналисткой присоединился её помятый бойфренд, и минуты через две Джона осенило

- Ты же Джим… Джим из IT!

- Вы хороший человек, доктор Уотсон, - залопотал парень. - Защитите меня от этого убийцы!

- Даже он не верит, что это Мориарти! - довольно заявила Райли. - Стоило Ричарду выйти из образа злодея, и вы даже не вспомнили про жилет с взрывчаткой!

- Какой жилет - ошеломлённо спросил Джон. - Какой Ричард

- Вот! И это тоже фикция! Это актёр Ричард Брук, нанятый вашим хваленным Холмсом для игры. Каково это, доктор Уотсон, чувствовать себя обманутым А где и зачем он прятал вас Что ещё за псевдоубийство

Уотсон оглянулся на Холмса. Глаза «детектива», устремлённые на Джима-Ричарда, горели жаждой крови.

- Это Мориарти, Джон, держи его!

Действительно, похож, но… Доктор замялся в растерянности, в результате журналистка сбежала через дверь, а «Ричард» через окно чулана, и Джону оставалось только не упустить Холмса, нёсшегося сквозь ночь по мокрой от недавнего дождя улице.

Кому верить

«Кому верить, если тебя то и дело дёргают в разные стороны, убеждают попеременно в противоположных вещах, убиваю двух человек за десять минут из-за какого то набора цифр, ключа от всех дверей, когда считаешь того, кто рядом, то убийцей, то гением, то тем и другим одновременно, но вы убегаете вместе от подоспевшей полиции, едва не схлопотав по пуле, прячетесь в тёмной нише, тяжело дыша и тесно прижавшись друг к другу, потом устраиваетесь на ночь в неизвестно чьей квартире, - «сигнализации нет, хозяев не будет ещё неделю, но неделя нам и не понадобится» - не включая света, пьёте дешёвое виски, какое же ещё может быть в такой дыре, и говорите, говорите, говорите…

Ты рассказываешь про Мэри и Артура, он про своего Джона, и ты узнаёшь себя в его рассказах, и глаза у него такие жалобные и голодные, рука сама тянется погладить непослушные кудри, и он трётся об неё как большой, истосковавшийся по ласке кот, а потом… о господи… потом… Потом, слишком поздно, уже наутро, ты осознаёшь, что ты не тот Джон, и что с тем Джоном у них такого не было. Да, похоже, у него ни с кем и никогда такого не было».

Доктор Джон Уотсон стоял посреди шумной улицы чужого мира, сжимая в руках газету. «В подвале дома лже-сыщика обнаружены настоящие трупы!» кричал заголовок.

«А ты думаешь, что некоторые вещи невозможно сыграть».

Рядом притормозила большая чёрная машина.

- Садитесь, мистер Уотсон.

Джон со злобой взглянул на холодные глаза и гаденькую полуулыбку Майкрофта Холмса.

- Вот после этого Я сам сяду к вам в машину

- Полноте, я ничего вам не сделаю.

Уличный фонарь подкрашивал предметы синим, делая окружающее немного нереальным, виски помогал, да и вообще это был чужой мир, от которого чесалось в голове, да, Джону до сих пор не удавалось избавиться от смутного ощущения, что он грезит наяву.

Тёмные кудри оказались мягкими и упругими, кожа, несмотря на холодноватый фарфоровый тон, живой и тёплой, длинное белое тело - поразительно красивым. В одежде Холмс казался тощим, а без неё - просто стройным, и Джон, никогда не бывший особым ценителем мужской красоты, минут пять просто любовался на него, как на мраморную статую в музее, думая, что это, возможно, заслуживает большего, чем пьяный трах на грязноватом полу чужой кухни.

Только вот не вышло ничего романтического и обстоятельного. Джон помнил кошачий прогиб спины под сбившейся рубашкой, сияющую кожу и сияющие же складки тёмного шёлка, помнил, как ноги обоих путались в не до конца спущенных штанах, как кудри несколько раз мазнули по линолеуму, как ритмично звякала об пол пряжка флотского ремня. Уотсон помнил, как приласкал Этого Холмса слегка грубовато, ведь тот не был женщиной, как вошёл, встретив неожиданное сопротивление мышц, Холмс глухо застонал, но движение было уже не остановить. Обоих кидало друг к другу, пока они не выдохлись, секс оказался неожиданным, резким и быстрым, как драка.