Малакай и я

— Помни, Малакай, секрет долгой жизни в том, чтобы любить жизнь и не принимать страдания ради любви за страдания, но находить в них отраду. Она вернется.

Кикуко направилась к Эстер. Положив руку ей на лоб, она сказала:

— Oshaberi, я все еще жду свою книгу.

На это я немного улыбнулся.

— Она закончила ее...

— Я не буду читать, пока она не очнется, — ответила она строго.

Я кивнул и пододвинул ей стул. Подняв взгляд, обнаружил, что ее дочь уже ушла, а вместо нее на стуле у двери стояла корзинка с обедом.

— Майя скромная и очень горюет. Она скоро придет, я уверена. Она принесла тебе поесть, — радостно сказала Кикуко, поднимая корзину. — Давай поедим. Может, это ее разбудит.

Кивнув, я подошел к корзине и, подняв ее, был удивлен тому, насколько она тяжелая. Когда я поднес ее, Кикуко все распаковала и поставила перед Эстер. Затем чуть подождала, словно думала, это и правда ее разбудит. Второй раз больше чем за неделю мне захотелось улыбнуться. Она напоминала мне Эстер...

Она здесь.

Я снова вижу ее.

— Врачи что-нибудь говорили? — мягко спросила она, передавая мне пару палочек.

— Они не понимают, почему все так.

У меня было ощущение, что ее тело нездорово. С тех пор как она упала под лед, у меня не было ни одного воспоминания и не болела голова. Так бывало в те моменты, когда она умирала до меня. Когда больше не было боли, только небытие, затем темнота, а затем я вспоминал этот момент уже в новой жизни, в новом месте, с новым именем.

— Не теряй надежду, — прошептала она, положив свою руку поверх моей.

— Спасибо вам за...

— Я надеюсь, ты не за визит хочешь меня поблагодарить, — нахмурилась она, и я ничего не ответил. — Ты знаешь, что на прошлое Рождество она отправляла всем подарки и открытки? Со смерти ее дедушки прошло чуть больше месяца, и все равно она нашла время оказать всем заботу. Она поздравляла с днями рождениями, помнила у всех имена. Для многих она член семьи. Это сразу понятно, если просто оглядеть палату.

Я этого не делал. Я не осматривал палату, в которой мы были, до тех пор, пока она не сказала. И только тогда я заметил множество цветов, открыток, плюшевых медведей, шаров, которые заполнили все окружающее пространство.

— Ты не благодаришь семью за поддержку. А именно это они и делают, — напомнила она мне.

Она была права. Предполагалось, что мы с Эстер семья друг для друга, но правда в том, что нам встретилось много людей — ну, я встретил много людей благодаря ей, и они стали частью нашей жизни. Во всех наших жизнях люди почти всегда словно были у нас на пути. Из-за них нам было тяжелее. Это одна из причин, почему я старался ни во что не вовлекаться, не обременять себя другими, а Эстер даже сейчас, зная, какая судьба нависла над нами, все равно нырнула, чтобы кому-то помочь. Хотелось разозлиться, но где-то на подкорке я все время слышал, как она просит прощения. Но она не должна была. Может, она тоже была немного рассержена на себя за этот поступок, но это в ее природе. Это и есть она, и поэтому я всегда любил ее.

— Тогда спасибо за еду, — прошептал я Кикуко, а затем набил полный рот риса, не особо прожевывая, но в надежде, что хотя бы на мгновение я смогу затолкать свою боль подальше.

— Осторожно! — Она налила мне воды, я закашлялся, протер рот и все равно продолжил есть.

ГЛАВА 25. СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩА

МАЛАКАЙ

ДЕНЬ СЕМНАДЦАТЫЙ

Бип.

Бип.

Бип.

Бип.

Бип.

— Она умирает! — закричала одна из медсестер.

— Снова? — Доктор Ниси поспешила в палату, что она делала больше пяти раз за прошедшие две, почти три недели. Я в оцепенелом ужасе смотрел, как Эстер трясло в изголовье кровати, как ее аппаратура говорила мне, нам, что она снова умирает. И как прошлые пять раз, она поникла на несколько секунд, а затем ее сердце снова начало биться.

— Никогда не видела ничего подобного, — выдыхала доктор Ниси. Она, как и остальные в палате, были эмоционально истощены, и я ничего им не говорил. Взяв губку и чашку теплой воды, я стал бережно протирать лоб Эстер. Они тихо удалились один за другим.

— Любимая... — Я приложил руку к ее щеке и нагнулся над ней. Так много хотелось сказать, но на губах у меня постоянно были лишь слова «пожалуйста, вернись».

Я был в растерянности. Меньше, чем врачи, которые просканировали и проверили каждый сантиметр ее тела, но она все равно не приходила в себя. Теперь я больше, чем когда-либо был уверен, что они не смогут ничем помочь, и я не мог рассказать им, что она потерялась в воспоминаниях наших прошлых жизней. Я знал это, не уверен, откуда, но что-то подсказывало мне, что она застряла в собственных воспоминаниях. Проживая и умирая снова и снова. Я не знал, как вернуть ее. Как ее разбудить. Я знал, что она не могла здесь оставаться. Оставалось не так много времени до того, как врачи начнут воспринимать ее как подопытного кролика.