Малакай и я

— Когда она очнется? Она уже должна прийти в себя. — Я снова повернулся к Эстер и посмотрел на ее пульсометр.

— Если мне надо приглядывать за вами, я уделяю меньше внимания ей. — Она снова положила передо мной одежду, и на этот раз я взял ее.

— Ее сердце остановилось, — сказал я, хотя был уверен, что она уже знала. — Резкое переохлаждение с остановкой сердца. Вы ввели согревающую внутрикостную жидкость, теплый увлажненный кислород, но...

— Вы врач, мистер Лорд?

— Когда-то очень давно, — прошептал я.

— Тогда вы должны знать, что вот так делаете себе хуже. Вам нужно поесть...

— Я не могу ее оставить. — Кто знал, что случится, если я снова ее оставлю.

Она вздохнула.

— Я выйду и зайду снова, и мы поговорим о ней, сколько хотите, но сначала вам нужно переодеться.

Мне нечего было ответить, и когда она ушла, я посидел немного, а затем наконец поднялся и снял всю больничную одежду, которую меня заставили надеть в первый день. Они сказали мне надеть побольше слоев, но я схватил первое, что попалось, и не особо заботился, была ли на мне теплая одежда. Меня согревали не костюмы, а она... Эстер.

Тем не менее, я быстро переоделся в новую одежду и сел обратно. Я поднял руку Эстер и поцеловал ее. Она была теплее, намного теплее, но для меня все еще холодная, словно она была...

Она жива. Она здесь. Только это имело значение.

Тик-так.

Тик-так.

Тик-так.

Тик-так.

Тик-так.

Тик-так.

Часы за моей спиной продолжали идти. Теперь я их слышал. Теперь я все слышал. Разговор врачей снаружи.

— Ее снимки вернулись?

— Да, ее мозг светится, как на параде фейерверков.

— Я не видел ничего подобного.

— Прошло почти семь часов. Не должна ли она уже очнуться?

— Проведи еще тесты. Возможно, мы что-то упустили. При гипоксии ее мозг выглядел бы по-другому.

— Что вы собираетесь ему сказать?

— Я не думаю, что он в том состоянии, чтобы что-то воспринять. Проследите, что он питается.

Тук.

Тук.

— Мистер Лорд?

Я уже начинал ненавидеть, как она произносит мое имя. Я не выносил того факта, что теперь ощущал, как проходит время, вместо того, чтобы проживать это время. Теперь я был в сознании, а я не хотел, не в то время, пока с ней такое.

Кто-то поставил передо мной поднос, и только чтобы снова быть в тишине, я схватил чашку, выпил суп словно воду, и поставил обратно.

Я не хочу, чтобы мне уделяли внимание. Важна здесь она, а не я. Им нужно беспокоиться о ней.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

— Мистер Лорд? — Пожалуйста, уходите. — К вам двоим гости.

— Малакай?

Услышав ее голос, я обернулся, и это конечно была миссис Ямаучи. Рядом с ней стояла высокая стройная женщина с длинными черными волосами. Она выглядела, как мистер Ямаучи... которого здесь не было. Я поднялся с кресла и поклонился им обоим, не отпуская руки Эстер. Я не знал, что сказать, и почему они здесь.

Когда Кикуко посмотрела на кровать, я увидел, как она сдерживает слезы.

— Osnaberi.

Тот факт, что я слышу это прозвище и больше недели не слышу саму трещотку, глубоко задел меня, но я сдержался и не зарыдал.

И хоть меня трясло, я собрал все силы, чтобы остаться спокойным, когда миссис Ямаучи отпустила свою дочь и подошла ко мне. Она четко и пристально посмотрела мне в глаза, а затем похлопала по плечам и потерла их, словно пыталась согреть меня.

— Не переживай, он выгонит ее обратно к тебе, если встретит на той стороне, — сказала она с благородной улыбкой, и мне пришлось долго вникать в смысл ее слов. Я посмотрел на их дочь, которая склонила голову, затем снова на миссис Ямаучи, и сам покачал головой.

— Мистер Ямаучи? — спросил я ее, и оказалось, из всех людей она пыталась утешить именно меня. — Нет...

— Я уверена, он поторопился именно из-за нее. Он хотел убедиться, что она тебя не оставит. — Пока она говорила, из глаз ее лились слезы, хоть она и продолжала улыбаться.

В ее присутствии меня окончательно сломило, я ощутил, как слезы градом катятся у меня по щекам и по рту. В один момент на меня напала боль — моя боль, ее боль, все это.

— Простите.

— Нет. Ты прости. — Она обняла меня.

— Как? Я не... Мы же собирались поужинать на День благодарения?

— Он был в возрасте. Мы стары, Малакай. Настал день, отнявший его память, он долго боролся, мы знали, что это близится, потому я и хотела последний День благодарения. Вас двоих он любил особенно. Это случилось семь дней назад, сразу после Дня благодарения. Я не хотела добавлять тебе печали. И не могла... Не готова была кого-то видеть. Но теперь, когда я знаю, я рада. Не стоит беспокоиться об Эстер. Когда умирают старики, это горько, а когда умирают молодые — это трагедия. А если что и ненавидел Косуке Ямаучи, так это трагедию.

Вытирая щеки, я глубоко вдохнул, и снова взглянув на нее, постарался выпрямиться, хотя и чувствовал себя слабым и ничтожным. Я отпустил руку Эстер — не сделай я этого, она придушила бы меня, будучи в сознании, затем повернулся к Кикуко и снова поклонился, принося соболезнования.

— Goshusho-sama desu.