Малакай и я

— Обинна Великий был не правителем, а сыном козьего фермера и как...

Его голос улетел в сторону тех артефактов, на которые он оглянулся. Я отпустила его руку, и он в смущении недолго смотрел на меня, пока я не села на скамью.

— Даже в своих снах я слишком ленива, чтобы стоять, — улыбнулась я и подоткнула ноги под себя, усаживаясь на скамье в не очень женственной позе.

— Думаешь, это сон?

— Тш-ш... — я приложила палец к своим губам. — Не хочу думать. Теперь я не бываю веселой, если много думаю. Если начну думать, то буду размышлять, почему ты здесь. Раньше ты никогда не приходил, хотя у тебя всегда было приглашение. Так почему сейчас? Я закончу тем, что провалюсь в кроличью нору вопросов и прослушаю историю любви африканской принцессы и козьего фермера.

Он надолго остановил на мне взгляд, пока ослаблял узел галстука.

— Ты же знаешь, что у этих историй нет счастливого конца?

— Влаго- и водостойкая подводка и тушь. — Указала я с гордостью на лицо. — И технически ты все еще тут, поэтому в случае чего — это просто затянувшийся счастливый конец.

Я ожидала один из подколов, но ничего. Вместо этого он едва улыбнулся.

— Не говори, что я тебя не предупреждал.

— Начинайте, мистер Лорд! — Я похлопала по запястью. — У меня встреча в семь утра, так что я не могу позволить себе потратить ночь на сон о тебе.

МАЛАКАЙ

Я не был уверен, правда ли она думала, что это сон. Я надеялся, она вспомнит, пока мы пробирались сквозь историю — руины нашей истории, и все же пока у нее ни одной догадки. Это было печально из-за нас обоих. Из-за нее — потому что Эстер не вспоминала... из-за меня, потому что хотел, чтобы она вспомнила, хотя и знал, что могло... что бы случилось...

— Шел 1684 год, и во всем Игболенде не было того, кто не знал бы об исчезновениях — чудовище днем и ночью похищало мужчин, женщин, даже детей. Пропадали сестры, погибали братья, земля пропиталась слезами, пока страх переползал из поселения в поселение. Мудрецы, правители и мужи собрались со всей страны. И в таком отчаянии могло найтись лишь одно решение, то, которое и привело Обинну к величию...

8-е Onwa Asato (август) 1684 — поселение Окву, Онгболенд, Нигерия¹⁴

— Чизоба, вперед! — скомандовал я упрямой, старой, белой козе с черными пятнами вокруг глаз, словно она была воином. Но все же коза не двинулась ни на сантиметр, а так и стояла, беззаботно пожевывая траву и не обращая внимания, что ее задние копыта тонули в грязи. — Ну, продолжай тогда. — В отчаянии вскинул я руки. — Ешь. Не торопись. Я подожду.

Обойдя ее, я отряхнул руки и ноги, сел около травы, которую она жевала, и покачал головой. Ела она так, словно мы лишали ее корма.

— Эй, Чизоба, ты что, единственная коза в Обокву? Почему сейчас? Почему? Стоит мне отвернуться, ты уже куда-то бежишь. Смотри! — Я поднял и показал ей свои ноги. — Из-за тебя я бегаю больше, чем от отцовского хлыста. Тебе не стыдно?

Она еще больше увязла в грязи и стала блеять, но только от того, что стало неудобно есть.

— А-а-а! Видишь? Так тебе и надо! — Кивнул я ей, вставая с травы и залезая в грязь возле ее задних ног. В этот раз, когда я подтолкнул их, она напряглась и высвободилась, но вместо того чтобы меня подождать, эта своевольная коза снова убежала.

— Чизоба! — Я побежал за ней. Хотя бы в этот раз она направилась уже к селению. Она протаптывала дорожку в высокой траве — так я всегда мог узнать, куда она делась. Я затих. Хотел застать ее и бросить через плечо. Я уже устал от ее выходок, но когда приблизился, на расстоянии увидел поднимающийся дым.

Звук молнии...

Я вспомнил слова отца: если слышишь звук молнии из жезла в руке белых, беги. Беги и предупреди остальных.

Снова этот звук, и все же я не убежал прочь, а направился прямо к нему. Оставив Чизобу в траве, я перепрыгнул через камни, отделяющие наши земли, и побежал к дому. Я прижал руки к бурым стенам и, оглядываясь, увидел, как бились мой отец и брат, как жезлы с молниями продолжали выбрасывать дым и огонь в воздух.

Дотронувшись до кинжала на поясе, я вытащил его и приготовился драться. Но прежде чем я вышел, спокойные, старческие, голубые как небо глаза отца остановили меня. И он, и каждый мужчина, и женщина были вооружены и готовы сражаться с этими чудовищами, о которых давно ходили слухи. Он сказал только одно. Единственное слово, которое должно быть сказано, если это случится.

Беги.

И я побежал. Я побежал, чтобы сделать то, о чем меня просили — предупредить остальных. Я бежал и бежал, даже когда молнии преследовали меня. Я не понимал, что люди выкрикивали, когда бросались в меня своим огнем. Краем глаза я увидел, что Чизоба бежит неподалеку от меня, но от огня ей не удалось скрыться, и она упала. Ее жалобный стон — последнее, что я слышал, так как белая шкура вся уже была покрыта красными пятнами.