Малая: Жизнь после тебя

Не переставая улыбаться, женщина приглашающе кивает в сторону кухни. Мол, пойдем, пойдем. Мне вспоминается Руфина, которая еще недавно вот так же звала к столу. Тошнота вновь дает знать о себе ощущением собирающейся слюны.

— Спасибо, не хочу, — отвечаю я на английском. — Покажите, пожалуйста, мою комнату.

Женщина переводит растерянный взгляд с меня на папу. Мол, и как мне быть?

— Проводи ее, Мария, — распоряжается он, нахмурившись, оглядывая меня. — Спускайся, как в себя придешь.

Я первой иду к лестнице, уже зная, что спальни находятся наверху.

— Ваша с видом на бассейн, — коверкая английские слова, Мария спешит за мной. — Очень красивая.

Едва найдя в себе силы поблагодарить ее за помощь, я захожу в указанную дверь и падаю на кровать. Ощущение дежавю меня не отпускает. Ровно тоже самое я прожила в день, когда папу освободили. Приезд в роскошный особняк, в котором никто не жил, комната, оформленная в любимых мной кремовых тонах, улыбчивая домработница.

Сквозь ноющую боль в висках прорываются слова Севера о том, что я всю жизнь живу в розовых очках и не способна выносить правду. Кажется, он был прав. Неприглядная правда окружила меня со всех сторон: она говорила со мной улыбками стюардесс бизнес-класса, сейчас вопит из дизайнерской люстры и нашептывает из-под шелкового ковра. А я не могу ее принять настолько, что выворачиваю содержимое желудка в унитаз. Потому что принять ее — означает лишиться веры.

Мне не удается побыть в одиночестве и получаса, как дверь распахивается, а на кровать опускается папа.

— Ты нормально себя чувствуешь? — Он трогает меня за ступню.

Закусив губу, я несколько секунд гипнотизирую стену, и только после этого медленно оборачиваюсь.

— И что ты так на меня смотришь? — Глаза папы сужаются, тон становится строже.

Подобрав ноги под себя, я сажусь. Во рту сухо, словно я жевала песок, сердце неровно колотится.

— Скажи правду, пожалуйста. — Каждое слово болезненно отдается в груди. — Деньги, которые все ищут… Они у тебя?

34

— С чего вдруг такие вопросы?

Я прикрываю глаза и снова их открываю. Голова слегка кружится и по-прежнему мутит.

— Ответь, пожалуйста. Откуда это все, если у нас совсем нет денег? Ты говорил, что конфисковали все имущество: квартиру, дачу, машины.

Лицо папы остается непроницаемым.

— Так и есть.

— Тогда откуда это все? — повторяю я настойчивее. — Тот дом действительно принадлежит твоему другу или…? Только не ври мне, пожалуйста. Я не дура.

— Тот дом я строил для себя много лет. Вернее, для нас.

Я опускаю взгляд себе на руки, осмысливая услышанное. Много лет? То есть еще до тюрьмы? Но откуда взялись деньги на строительство такого масштаба? И почему дом не конфисковали вместе с остальным имуществом?

— Допустим, его каким-то образом тебе удалось сохранить за собой. А как быть с этим особняком… или дворцом? Даже не знаю, как лучше его назвать.

Челюсть папы раздраженно сжимается. Допрашивать его я себе никогда не позволяла.

— С чего вдруг взялись такие вопросы? Меня следователь так не пытал, как это делает родная дочь.

Я моргаю.

— Просто…

— Что тебе не нравится? — с нажимом продолжает он, безошибочно считав заминку. — Ты бы предпочла работать официанткой вместо того, чтобы находится здесь? Или спать с бандитом, который только и мечтает меня закопать?

Кровь с шумом приливает к голове. Папа думает, что все это время у нас с Севером был секс? После всего того, что он сделал? И так просто об этом заявляет?

— Я не спала с Севером, — мой голос дрожит от обиды и унижения. — Как ты вообще мог так обо мне думать?

— Но спала ведь как-то, — холодно заявляет он. — И этим все испортила.

Мой позвоночник превращается с негнущуюся палку, кулаки сжимаются. Тело пытается защититься от попытки его подчинить.

— Мы ушли от темы. — Я заставляю себя удерживать взгляд отца. — Многочисленная охрана, элитная недвижимость заграницей, домработницы, перелет бизнес-классом. Каким образом мы все это можем себе позволить?

— Это я могу себе позволить. А ты лишь пользуешься тем, что я даю.

Боль вспышкой обжигает левую половину груди, но быстро отступает. Все благодаря невидимому защитному кокону, медленно опускающимся на меня сверху. Без него этот разговор мне не вынести. Отец слишком хорош в давлении и манипуляциях.

— Ты снова пытаешься уйти от темы. Откуда взялись деньги на все это, если ты был объявлен банкротом?

В какой-то момент мне кажется, что он даст мне пощечину — таким гневом горят его глаза. Я никогда даже близко не позволяла себе разговаривать с ним так.

— Очевидно, что какие-то деньги у меня оставались, — медленно цедит он. — Я не такой идиот, чтобы не суметь отложить что-то на старость.

— Ты определенно не идиот, папа. Но всю мою жизнь явно считаешь идиоткой меня. Нам всегда на все хватало денег, но мы никогда не жили вот так… — Сморгнув нестерпимый зуд в глазах, я обвожу рукой стены. — Это иной уровень достатка, исчисляющийся сотнями тысяч евро. Выходит, Север был прав, и это украл те деньги. Этот чертов общак, из-за которого на меня объявили охоту.