Едва ли можно представить себе что-то более трогательное, чем это обращение; в нем все рассчитано на то, чтобы тронуть сердце. Она указывает ему на порочность стремления к отмщению за себя, на беспомощность и неразумность предмета его мести, она напоминает ему о его истинном предназначении, — "войны Господа ведёт". Очевидно, его сердце прониклось пониманием тех унизительных обстоятельств, при которых его встретила Авигея, несмотря на намерение вести свою собственную войну.
Как бы то ни было, читатель почувствует, что смысл этого обращения имеет особое отношение к будущему. "Господь непременно устроит господину моему дом твёрдый". "Душа господина моего будет завязана в узле жизни у Господа, Бога твоего". "Когда сделает Господь господину моему все" и т. д.; "и поставит тебя вождём над Израилем". Все эти указания на будущие благословения и славу были даны свыше с целью вывести сердце из состояния обиды. Надёжный приют, "узел жизни" и царство — все это было несравнимо лучше, чем овцы и рогатый скот Навала, и, имея впереди столь славный удел, Давид легко мог позволить себе оставить ему его часть, а себе — свою. Наследника царства едва ли могли привлечь несколько овец, и кто знал, что голова его помазана елеем Господа, тот легко должен был перенести то, что называли беглым рабом. Все это знала Авигея, воспринимая как дело веры. Она знала Давида, знала его высокое предназначение. Благодаря вере, она различила в презираемом изгнаннике будущего царя Израиля. Навал не знал Давида, Он принадлежал миру, поглощённый земными заботами. Для него не было ничего более важного, чем "мой хлеб, моё мясо, мои стригущие овцы", все это был он сам; у него не было места для Давида с его притязаниями. Этого следовало ожидать от подобного человека, но это было, конечно же, недостойно Давида. Забыв о своём высоком положении, он связался с жалким созданием по поводу его бренного имущества. Ах, нет, царство должно было наполнить его взор, занять мысли, возвысить дух над всем низким. Взгляните на Самого Учителя, когда Он стоял перед судом презренного червя, — создания Его собственных рук. Как Он вёл Себя? Призывал ли Он небольшую кучку Своих последователей, чтобы каждый из них опоясался мечом? Сказал ли Он человеку, посмевшему стать Его судьёй: "Напрасно я охранял в пустыне все имущество этого человека"? Нет, Он смотрел поверх Пилата, Ирода, первосвященников и книжников. Он мог сказать: "Неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?" Это сохраняло Его спокойствие духа, хотя в то же время, взирая на путь в будущее, Он мог сказать: "Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных".
Вот это была настоящая власть над бренным телом. Тысячелетнее царство, со всеми его несказанными радостями, со всей высотой и глубиной славы, сверкало вдали вечным светом и великолепием, и взор Мужа скорбей был сосредоточен на нем в тот мрачный час, когда издёвки и глумливые насмешки, язвительные колкости и упрёки виновных грешников сыпались на Него, Благословенного.
Дорогой читатель-христианин, вот — образец для нас; именно так следовало бы нам встречать испытания и трудности, укоры, оскорбления и отступничество нашего времени. Нам следовало бы рассматривать все в свете этого "отныне". "Кратковременное лёгкое страдание наше, — говорит этот славный страдалец, — производит в безмерном преизбытке вечную славу". И вновь: "Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, по кратковременном страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми". "О, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою". Да, сначала должно быть страдание, а слава — потом, и тот, кто собственными усилиями пытается обойти страдания и упрёки, тот показывает, что царство не заполняет взор его души, что "сейчас" имеет на него большее влияние, чем "отныне".
Как благодарны мы должны быть Богу за то, что Он позволил нам лицезреть славу в грядущих веках! Как это ободряет нас на нашем тяжком пути через пустыню! Как это возвышает нас над тем, что поглощает детей мира сего!
Пусть наш путь через "долину слез" подтвердит эту светлую истину! Поистине, наше сердце дрогнуло бы и наш дух смутился, если бы нас не подкрепляла надежда — та надежда славы, которая — благодарение Богу! — не постыдна, ибо Дух — залог её в наших сердцах.