Макинтош - Избранные работы

Вера всегда почитает Бога, а Бог всегда почитает веру. Давид, как об этом говорилось выше, отдал себя в руки Бога, и счастливым результатом этого была победа, полная, славная победа. "Так одолел Давид Филистимлянина пращею и камнем, и поразил Филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида". Прекрасная победа! Бесценный плод искренней веры в Бога! Как же эта вера должна вдохновлять сердце, чтобы оно могло отбросить плотскую самонадеянность и надеяться только на единственный истинный источник силы. Давид стал счастливым орудием избавления своих братьев от злобных и устрашающих угроз необрезанного Филистимлянина. Он явился к ним с далёкого пастбища, где пас овец, он был неизвестен, и его презирали, хотя он и был помазанным на царство в Израиле, он выступил безоружным против врага собрания, он поразил его, и тот упал лицом на землю, и все видели это, и все это, следует помнить, было сделано во имя служения Богу и Израилю, и силой веры, ничем непоколебимой. Это было чудесное избавление, достигнутое одним ударом, без вмешательства армии, без искусства полководцев и отваги солдат. Да, камень из пастушьей сумки, пущенный из пращи рукой пастуха, решил исход всего сражения. То была победа веры, "и Филистимляне, увидев, что силач их умер, побежали". Как тщетны надежды, основанные на бренной плоти, на кажущихся великими силе и мощи. Кто бы, глядя на вступающих в единоборство силача Голиафа и юношу, не содрогнулся, взглянув на последнего? Кто бы мог подумать, что массивное оружие окажется совсем бессильным против пращи и камня? И вот финал сцены: силач Филистимлян повержен, а вместе с ним рухнули все нежно взлелеянные надежды Филистимлян. "И поднялись мужи Израильские и Иудейские, и воскликнули, и гнали Филистимлян". Да, они могли громко восклицать, ибо во главе войска шёл Бог, чтобы избавить их из-под власти врагов. Он выступил во всей силе и мощи Своей в помощь тому, в ком Израильтяне пока не признали их помазанного властелина, но чьи душевные качества были способны покорить любое сердце. И среди многих, наблюдавших победу, мы видим одного человека, чья душа была охвачена пылкой любовью к победителю. Даже самых беспечных должна была поразить и восхитить эта победа, и, несомненно, победа вызвала у каждого различные чувства. В такие моменты в определённом смысле "помышления многих сердец открываются". Одни завидовали победителю, другие восхищались им, третьи уповали на победу, некоторые уповали на оружие, некоторые сердцем тянулись к "Богу Саваофу", Который прошёл вновь среди них с высоко поднятым мечом в руке Его. Но среди всех было одно преданное сердце, которое с огромной силой тянулось к личности победителя, то было сердце Ионафана. "Когда кончил Давид разговор с Саулом, душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу" (1 Сам. 18,1).

Несомненно, Ионафан больше других разделял радость победы Давида, более того, он не просто радовался. Человек, одержавший эту победу, вызвал в душе Ионафана глубокие и пылкие чувства. Саул из эгоистичных побуждений пытался удержать подле себя доблестного Давида, далеко не из любви к нему, а просто для того, чтобы возвеличить себя. Этого нельзя сказать об Ионафане, ибо он возлюбил Давида, который снял тяжесть с его души и заполнил огромную пустоту в его сердце. Вызов силача Голиафа, повторяющийся изо дня в день, парализовал силы Израильтян. Но взгляд Голиафа напрасно блуждал по рядам воинов, выискивая того, кто бы мог принять его требовательный вызов. Лишь только заслышав хвастливые слова силача, "все Израильтяне, увидев этого человека, убегали от него, и весьма боялись". "Все", все разбегались, услышав его слова и видя его огромный рост. И такое безвыходное положение казалось причиной поселившегося в сердце смятения. Но вот явился дорогой Ионафану человек, чтобы заполнить эту пустоту, так стоит ли удивляться тому, что вся душа Ионафана воспылала искренней любовью к нему? Также следует помнить, что не только подвиг Давида, но и сам он затронул сердце Ионафана. Конечно, он был восхищён его победой, но не менее того личностью самого Давида. Мы, несомненно, вправе сделать подобное предложение. Вся эта замечательная сцена, от начала до конца, не вызывает никаких сомнений. В Голиафе же мы видим ту враждебную силу, что так гнетёт душу Ионафана. И не было средств избавиться от этой силы. Вызов мог повторяться изо дня в день, но все напрасно.