Читаем Махно. II том полностью

Махно. II том

– Ну ничего, не всем же быть при теле, кому-то быть и в худобе. А ну, подставь-ка стул к столу. Я влезу на него. Давай сюда стул. Есть. О! Кто-то стучит. Открывай.

Вошёл Щусь.

– Батько! Ой, Господи Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя грешного! – он попятился, крестясь, споткнулся и упал, вывалившись в коридор. Там вскочил и понёсся с криком, – Чудотворец! Николай-угодник. Чудотворец!!!

Все обитатели гостиницы высыпали коридор, а оттуда – во двор.

– Захожу к нему. Говорю: батько, войска построены. А там святой Николай – Угодник Чудотворец. Вот те крест! – рассказывал Щусь стоящим на крыльце.

Дверь гостиницы треском отворилась, и на крыльцо вышел Дед Мороз. Некоторые попадали на колени. А другие остались стоять с улыбками. Дед Мороз держал в руках посох. Отбросив его в руки ординарцу, он вынул из мешка гармошку, заиграл и запел:

Ой, хватил лишка,Да трещит башка.Неча делатиМне в шинок идти.Ой, ядрёна вошь,Дай скорее грош.Не жалей рубляОрганизма для!Ой, Семён, Семён,На живот силён.Да слабак на лоб —В нужнике утоп!Ой, Иван, Иван,Ты плесни в стаканВина белогоПомянуть его!Ой, Егор, Егор,Да ты куды попер?А попер – то ты,Да не в те кусты.

– Во даёт! А кто это? – спросил один воин.

– Гармонь-то батькина, – ответил другой.

– Да нешто батька? – спросил другой.

– Да, точно ён.

– Да, батько, точно.

– Повстанцы! Бойцы непобедимой армии вольной республики! С Новым вас годом! Ура!!!

– Ура-а-а-а-а-а!!! – подхватили солдаты. – Ура-а-а-а-а-а!!!

– Ну и балакает, индо голова вкруг, – сказал один воин.

– Сегодня мы начинаем новую жизнь, открывая новую эру. Эру любви, труда и советского порядка, – продолжал Махно.

– Вот и я намедни заслушался его на площади. А уже мороз-то вдарил. И палец на ноге замерзат. А я стою и слухаю. Батько, стало быть, своё. А мороз – своё.

– Да, что ни говори, а батько не простой человек.

– Не простой.

– Ура, товарищи!!!

– Ура-а-а-а-а!!!

Штаб Крымской армии.

Вошёл адъютант.

– Пётр Николаевич, там генерал Шкуро Андрей Григорьевич.

– Просите.

– Разрешите? Здравия желаю, Пётр Николаевич. Доброе утро.

– Утро доброе, Андрей Григорьевич. Присаживайтесь, – Врангель вышел из-за стола и поприветствовал коллегу крепким пожатием руки. За стол не вернулся, а сел на рядом стоящий стул. – Андрей Григорьевич, начну без преамбул. Я вынашиваю план наступления и выхода за пределы Крыма. Давайте глянем на карту. Вот слева у нас Каланчак, Чаплинка, Алёшки, Каховка и Херсон. Справа – Джанкой. Пройти, не миновав эти посты, не удастся. Поэтому, для успешного развития операции, необходимо заручиться поддержкой Махно. Тем более, что у него напряжённые отношения с Реввоенсоветом и лично с Фрунзе.

– И вы, Пётр Николаевич, надеетесь после повешения генералом Слащёвым здесь его сподвижницы и анархистки Марии Никифоровой найти с ним общий язык?

– Да, грубо работаем, недальновидно. Этому всему нам надо учиться у Александра Македонского. Кстати, за многие грубые просчёты сегодня я отстранил от командования Якова Александровича.

– Решение своевременное. Но, честно признаюсь, ваше предложение несколько гипотетично.

– Давайте без политесов и деликатесов. Понимаю, что моё предложение не только фантастично, но и парадоксально. Но вспомните Клаузевица. На войне только невозможное действительно возможно.

– Вы меня почти убедили, и ваша идея уже не кажется мне абсурдной.

– Спасибо.

– Но согласитесь, козырей маловато. Если б у нас в руках была бы его жена или дочь, это совсем другое дело.

– Андрей Григорьевич, дорогу осилит идущий. Давайте начнём с того, что напишем ему письмо. Лучше, если это письмо будет исходить от вас. Вы же понимаете, что у этих революционеров идиосинкразия на титулы и эполеты.

– Я понял ваш намёк. Да, мои деды и бабки были крестьянами. Но это ещё не лейтмотив.

– Да, это косвенный мотив. А вы польстите ему. Назовите его звездой на военно-политическом небосклоне. А может, даже самой яркой. Ну, в общем, Андрей Григорьевич, вы найдёте, что сказать и написать главнокомандующему революции батьке Махно. Так он себя величает.

А пьяный главком революции мусолил Галину Кузьменко. Она стояла у стены, раскинув руки. На ней был только белый, шитый бисером кокошник и белая кружевная блузка, распахнутая на пышной розовой груди и едва прикрывающая голые бёдра.

Он был в галифе, босиком и в белой исподней рубахе.

– Настенька, ты рукодельница, костюм получился на славу.

– Батько, я не Настенька.

– Почему?

– Я Галина, батько.

– Дуришь мальчонку?

– Я честно говорю. Меня зовут Галей.

– Правда? А что, тебе не нравится твоё имя?

– Нравится.

– Ага, нравится. Настенька. Душечка.

– Батько, да не Настя я.

– А хто?