Махно. II том

– Тогда, может быть, предоставим право выполнить эту деликатную миссию нашей коллеге? – спросил Лев.

Дверь распахнулась. На пороге появилась синеблузница Таратута с маузером в руке. Всё произошло мгновенно.

Федосий Щусь тормошил Махно.

– Батько. Подъём.

– Изыди! – процедил Махно.

– Батько. Вставай. Ты же велел разбудить тебя сразу же, как только Лёва придёт. Так он в приёмной уже битый час.

– Дай воды, рожу ополоснуть.

– Подставляй ладони.

Махно вскочил. Быстро надел сапоги и склонился над белой гостиничной раковиной.

Щусь держа в руке ведро, ударил кружкой по льду, раскрошил его и зачерпнул воду.

– Как же я буду тебе поливать, батько? Давай ладони.

– Лей прямо на шею из ведра, – сказал Махно.

– Ой, хорошо-то как, Феодосий. Как здорово, что мы приватырили атаманский золотой запас. Теперь выпустим наши махновки. Никакая собака не скажет, что наши деньги не обеспечены. Всем заплатим. И дворникам. И деповщикам. И извозчикам, чтоб мусор из города вывозили. И кузнецам за подковку, и мастерам за новые тачанки, да за новые колёса, – говорил Махно, умываясь. – Давай полотенце. Прикажи, чтобы обед подали, и позови Лёву.

Когда Зиньковский вошёл, Махно уже успел причесаться, надел френч и застёгивал на нём пуговицы.

– Ну, Лёва, у нас праздник. Забрали мы атаманов золотой запас. Приняли присягу от командиров. Отправили бригаду в район Каланчака, чтобы Врангель не вылез бы из Крыма, да не ударил бы красным с тыла, пока они на Варшаву пошли. Теперь самое время и о хорошем подумать. Какие у тебя новости про Настю?

– Настя у белых.

– Да ты что? Тихо. Тихо. Тихо. Не говори громко. Это точно?

– Точнее не бывает.

– Не может быть. Ты проверил? Кто тебе сказал?

– Полонский.

– А он откуда её знает? Он-то здесь причём? Каким боком или припеком?

– Батько, ты в Орле бывал?

– Ну, бывал.

– Петра Копылова, матросика, знал?

– Был такой. Помню.

– Фотографию её показывал ему?

– Было.

– Ну вот. Короче, минуя всяческие подробности, её видели в тамошнем госпитале медсестрой. После него её видели в контрразведке. Потом – в Харькове хозяйкой фотосалона. Её фотографию видели среди белогвардейцев. Мы подробно опросили Михаила.

– Кто это мы?

– Твой гуляй-польский штаб. Мы же печёмся о чистоте твоего имени.

– Ну да… Ай, Михаил, Михаил. Ай, как нехорошо всё это. Позови его.

– Поздно.

– Почему?

– Да мы за час до твоего возвращения покончили с ним.

– Оперативно работаешь.

– Война, батько. В наши дни оперативность – залог победы.

Вошёл ординарец с подносом, на котором стояла бутылка самогонки с закуской.

– А что за шум за дверью? – спросил Махно.

– Ходоки, батько. Деповские.

– Надо идти к народу, – сказал Махно, надел фуражку, накинул на плечи казакин и вышел в вестибюль гостиницы.

– Что стряслось, станичники? – спросил он подошедших солдата и рабочего.

– Батько, арестован товарищ Полонский. Мы ходим узнать, за что? – спросил солдат.

– Я не вмешиваюсь в ход расследования. Мне известно только, что по данным нашей контрразведки, он через голову руководства штаба армии имел какие-то контакты с деникинской контрразведкой. А это против правил.

– Мы сможем побывать на суде? – спросил рабочий.

– Вряд ли. Его судьба будет решена по законам военного времени. И не вздумайте бузить. Будем стрелять. Бунта не потерплю.

– Батько, – в гостиницу вбежал Щусь, – там бунтует Фёдор Падалка. Привёл весь полк.

– Идём, – сказал Махно и вышел на крыльцо, перед которым вышагивал начальник штаба артполка.

Увидев Махно, он остановился, подтянулся и шагнул к ступенькам.

– Батько, где Полонский? Народ просит разъяснений.

– Ты или народ?

– Народ – это я.

– Но ты же не французский король?

– Дело в сути, а не в словах. Не значит ли, что следующим после Полонского буду я?

– Служи и не задавайся лишними вопросами.

– Я не могу отстраниться от мнения людей.

– Ты мог бы прийти сам. Зачем привёл полк? Для чего баламутишь людей?

– Ты расстрелял уважаемого человека из-за какой-то суки! – Падалка выхватил маузер, но Щусь опередил его.

– Кого ты называешь сукой? – спросил Махно.

Но Падалка уже падал замертво на землю.

– Разойдись! Комиссар полка Феоктистов, ко мне! – крикнул Махно.

– Я здесь, батько!

– Принимай полк! Назначь сам себе начальника штаба из своих.

– Слушаюсь. А комиссара можно? – спросил Феоктистов.

– Твоё дело. И схорони этого по чести, – приказал Махно и, уже открывая дверь гостиницы, обернулся к ординарцу. – Феодосий. Покличь коменданта города.

– Слухаю.

Махно уже вернулся к двери своего номера, когда его окликнул Иван Рыбалка.

– Вызывал, батько?

– Да. Поедем со мной в моей тачанке по городу. Поглядим на порядок. Щас оценю твои старания и страсть к чистоте на улицах, – ответил Махно, навешивая на себя портупею и маузер в жёлтой кобуре.

Они вышли из гостиницы, перед которой уже стоял автомобиль, запряжённый четвёркой серых лошадей в окружении амазонок и телохранителей. Махно и Рыбалко сели в ландо, и процессия двинулась по городу.

– Чистоту, однако, не успели навести. Разберись, – сказал Махно коменданту.

– Метут, но кучи мусора нечем вывозить. Тачанок не хватает, – ответил Рыбалко.

– Борта надо наращивать. Тебя, что учить надо, как это делается?