– Пропала? Так они не разводились?
– Нет, не разводились. У них любовь.
– А как пропала. Если не секрет?
– В Гуляй-Поле вошли немцы. С тех пор её никто не видел. Правда, после немцев, там побывали и Петлюра, и Пархоменко.
– А кто этот Пархоменко?
– Краском дивизии.
– Наливай.
– За революцию.
– За победу.
– Закусывай.
– А что бы ты сказал, Лев Николаевич, если бы жену его видели в Орле?
– Да ты что? Неужто такое возможно?
– Более того. Она служила в нашем госпитале.
– Ты ничего не путаешь?
– Проверено.
– Ну и как она служила?
– Да нормально служила, хорошо. Настоящая сестра милосердия.
– Ну, ежели хорошая, тады она. Хотя может, и нет.
– А чего ж она там оказалась, Лев Николаевич? Извини за любопытство.
– Если честно, даже не догадываюсь.
– А я и подавно. Тем более, что дальше ещё интереснее.
– Да, что ты? Ну и…
– Не торопи. Давай сделаем так: ты мне откроешь маленький секрет, а я – тебе.
– Согласен. Только какой секрет?
– Скажи-ка мне, пожалуйста. Я слышал о том, что командир наш сидел в тюрьме, и что ему в начале был вынесен смертный приговор, заменённый пожизненной каторгой. Как это случилось? Почему?
– Да ничего невероятного. Он родился на хуторе, где его батя служил на конюшне у помещика Миргородского. Там не было попа. А через год, когда они перебрались в Гуляй-Поле, там и окрестили. Когда Нестору Ивановичу вынесли приговор, его вполне могли повесить. Но он был небольшого роста и щуплый. Матушка его пошла к попу, упала ему в ноги, и тот дату крещения выдал за дату рождения.
– Год убавил.
– Да.
– Всё ясно. Хорошая мамка у нашего батьки.
– Да. Ну, а что же с Настей?
– Её видели в обществе с офицером. Когда деникинцы ушли в Харьков, она ушла с ними. Потом мы их видели вместе в Харькове. Только уже в качестве хозяев фотографического салона. А салон весь обклеен белогвардейскими фотографиями. И она среди них.
– Давай за дружбу.
– Давай.
– И за молчание.
– Может, следует открыть батьке глаза?
– Ни в коем случае.
– Почему?
– Не надо батьку резать заживо. А вдруг ошибка?
– Исключено.
– Я прошу тебя, об этом никому. Пока не проверю.
– А как ты проверишь?
– Пока не знаю.
– То-то. Наливай.
– Твоё здоровье.
– И ты будь здоров.
В большом зале купеческого собрания начал работу съезд. На стены были развешены плакаты: «Вся власть на местах – Советам», «Власть порождает паразитов. Да здравствует Анархия!», «Освобождение рабочих – дело рук самих рабочих», «С угнетёнными против угнетателей – всегда!». На сцене стоял длинный стол, застеленный красным сукном. Над авансценой свисал плакат: «Мир хижинам – война дворцам!» Позади стола стояло наклонённое знамя с девизом: «Анархия – мать порядка».
Свободных мест в зале не было. Народ сидел в напряжении, ожидая начала действа.
Наконец, с двух сторон одновременно на сцену вышли соратники Махно: Чубенко, Таратута, Аршинов, Волин, Веретенников, Полонский, атаман Григорьев, Марченко, Каретников, и Падалка. Они расселись за столом. Махно остался стоять. Когда в зале стих гул, он объявил:
– Дорогие товарищи, граждане Александровского уезда, земляки и народные депутаты. Сегодня мы открываем наш первый съезд. Председателем съезда предлагаю избрать коммуниста, командира полка Михаила Леонтьевича Полонского.
Полонский поднялся и начал речь:
– Уважаемые товарищи депутаты. Гражданская война почти закончилась. Врангель заперт в Крыму. Центральная часть России отвоёвана и освобождена. Начинается новая, мирная жизнь. Уже сейчас мы поставлены перед необходимостью хозяйствовать, управлять завоёванной территорией и строить новое государство. Поэтому сегодня здесь мы должны обсудить основные формы хозяйствования, наметить пути преодоления разрухи и сформировать советские органы управления уезда: органы надзора за порядком, банки, промышленность, землеустройства, суды и многое, многое другое.
К Махно подошёл Щусь.
– Батько, тебя к прямому проводу.
– Кто?
– Каменев.
В штабе Южного фронта Михаил Васильевич Фрунзе, Климент Ефремович Ворошилов, Иосиф Виссарионович Сталин и Лев Борисович Каменев.
– Товарищ Махно? Это Каменев. Здравствуйте. Нам стало известно, что атаман Григорьев предал фронт. Не исполнил приказа о наступлении на румынскую бригаду. Вы должны отмежеваться от бандита Григорьева и выпустить воззвание против него. Сообщите нам в Харьков, в штаб фронта о принятых мерах. Поздравляем с взятием Александровска.
– Хорошо. Спасибо. Вечером ждите сообщения. Кстати, у нас сегодня первый съезд народных депутатов. Уже начинаем мирную советскую жизнь.
– Не рано ли?
– Я понимаю, что война ещё не закончилась, и мы продолжаем укреплять и наращивать армию и даже хотим просить Михаила Васильевича Фрунзе преобразовать нашу бригаду хотя бы в дивизию.
– Да? А сколько вас?
– Сорок тысяч.