Сложное положение сложилось в Галлии. Там некий Пеоний, происходивший, вероятно, из муниципальной верхушки Арелата, объявил себя префектом претория, а трон предложил Марцеллину, который в это время фактически самостоятельно правил Далмацией (Sid. Apoll. Ep. I, 11, 5–6,)[44]. Трудно сказать, какие мотивы двигали Пеонием и другими галлами, желавшими сделать императором именно Марцеллина. Возможно, это было сделано в пику италийской армии и римско-италийской сенаторской знати, свергнувших галльского императора, а, может быть, Галлия надеялась, что отдаленность императора даст возможность местной аристократии действовать фактически самостоятельно. Из этой затеи ничего не вышло, т. к. Марцеллин явно отказался. Но сама попытка требовала усиления позиций Майориана, а это во многом зависело от признания его восточным августом. А тот долгое время отказывался это сделать, считая Майориана таким же узурпатором, как и Авит. Переговоры, по-видимому, заняли довольно долгое время.
Характерно, что в то время как в
Этот жест восточного императора вполне понятен. Дело было не только в неприятии «грека» римским сенатом и западным обществом вообще. Положение в западной части Империи было довольно сложным. После разгрома Рима стало ясно, что вандальская угроза слишком огромна. В Галлии свержение Авита вызвало недовольство и вестготов, и галльской знати. В такой ситуации было ясно, что реально управлять всей Империи один константинопольский император не мог. Поэтому назначение соправителя оказывалось необходимостью. Но, с другой стороны, сохраняя только за собой титул августа, Лев давал понять, что, по крайней мере, формально восстанавливается полное единство государства. Трудно сказать, надеялся ли Лев на деле осуществлять контроль над Майорианом, как, например, Константин или Констанций II, но теоретически такая возможность сохранялась. Однако даже теоретическая, она была неприемлема ни для западной (фактически италийской) армии, которой фактически командовал Рицимер, ни для римского сената. Поэтому при вторичном провозглашении Майориан был объявлен августом. Этого Лев, однако, не признал. С его точки зрения, Майориан оставался лишь цезарем. Это не мешало подданным Майориана считать его подлинным августом. Так, префект претория Италии Басилий датировал свою надпись августами Львом и Майорианом.
Обстоятельства провозглашение Майориана августом не совсем ясны. Сидоний Аполлинарий (Carm. V, 386–388) говорит, что ему дали правление все сословия — плебс, курия (т. е. сенат), воины, восточный коллега. Сам Майориан в самом первом законе, обращенном к сенату (Nov. 1), заявляет, что он стал императором в результате выбора сенаторов и решения храбрейшего войска, и partes conscripti названы первыми. Сидоний Аполлинарий тоже называет курию ранее воинов. Означает ли это, что инициатива признания Майориана принадлежит сенату, а войско лишь последовало за ним?[46] В ситуации, которая сложилась в это время в Италии, это в принципе не исключено. Сенат, как уже говорилось, по меньшей мере, с недоверием относившийся к восточному императору, вполне мог в пику тому избрать Майориана именно августом, а не цезарем, чтобы сделать своего императора равноправным с восточным. Армия же могла вполне довольствоваться титулом цезаря, а командовавший ею Рицимер — своим фактическим положением, которое в принципе не менялось от титула западного императора. Однако утверждать это, конечно же, невозможно. Во всяком случае, Майориан, несомненно, был официально избран сенатом (vestrae electionis), и это — одно из немногих избраний императора сенатом в эпоху домината.