Майкл Льюис

У меня была идея по этому поводу. Когда глава отдела продаж извещал меня о премии, он сделал все, чтобы я оценил, как щедро фирма меня одарила, и даже предупредил, что я не

должен никому об этом рассказывать. О причине такой щедрости яснее ясного кричали его глаза: паника. Одной из сторон бизнеса в Salomon Brothers было то, что фирма устанавливала цену на

труд своих служащих, и теперь, когда много способных людей от них ушло, была утрачена

уверенность в правильности своих цен. Одно можно сказать наверное: премию мне выплатили

не потому, что кто-то считал, что так поступить будет хорошо. Среди руководства фирмы было

несколько человек, делавших то, что они считали правильным и хорошим, и я горжусь тем, что

одним из них был мой ребе, но большинство остальных делали только то, что было необходимо.

Мне много заплатили, чтобы убедить меня остаться. Они покупали мою благодарность и

верность.

Но мое чувство верности уже не продавалось. Я был признателен и хранил чувство

верности к нескольким людям: к Дэшу, Александру, моему ребе, моему проводнику по джунглям.

А о каком чувстве верности по отношению к фирме может идти речь, если вся она составлена из

крупного и мелкого жульничества, пронизана ожесточенной междоусобицей и недовольством?

Ни о каком. Да и зачем? Было совершенно ясно, что в игре на деньги вознаграждается

отсутствие верности и благодарности. Люди, которые перепрыгивали из одной фирмы в другую, заручаясь на каждом новом месте гарантиями высокой оплаты, были в лучшем финансовом

положении, чем те, кто оставался верен одному месту.

Руководство Salomon Brothers никогда прежде не пыталось покупать верность своих

служащих. И они плохо понимали правила этой игры. Если бы они взглянули на меня глазами

чемпиона покера лжецов, они бы смогли понять, что деньги не могут изменить моего решения

уйти или остаться. Я бы никогда не перешел в другую фирму в погоне за большими деньгами. Я

мог бы уволиться, но по совсем иным причинам. Что я и сделал.

Эпилог

Я покинул фирму в начале 1988 года безо всяких очевидных причин. Я не ожидал краха

фирмы. И у меня не было опасений, что рухнет вся Уолл-стрит. Я даже не страдал от растущего

разочарования (оно достигло известной, вполне терпимой степени и перестало меня

беспокоить). Можно было бы подыскать очень правдоподобные и солидные причины для моего

бегства с корабля, но, по правде сказать, ушел я просто потому, что мне не было никакого

смысла оставаться и дальше с Salomon Brothers.

У поколения моего отца были определенные убеждения. Одним из них была вера в то, что

заработок человека более-менее точно соответствует его вкладу в благосостояние и

преуспевание нашего общества. Я был очень дружен с отцом. Каждый вечер еще весь потный

после игры в бейсбол на лужайке перед домом, я плюхался в кресло рядом с ним, и мы

разговаривали. Он объяснял мне, почему то-то и то-то верно, а другое - ошибка. И одно почти

всегда было верным: что люди, заработавшие большие деньги, являются достойными

профессионалами. Скажем, Гораций Алгер и другие такие же. Когда он узнал, что его сын в

возрасте 27 лет, отработав всего два года, получает уже 225 тысяч косых, его вера в деньги

пошатнулась. Он только недавно оправился от шока.

Я - нет. Когда вы, подобно мне, сидите в центре того, что было, пожалуй, самой абсурдной

денежной игрой за всю историю мира, и зарабатываете вне какой-либо связи с вашей

полезностью для общества (мне-то хотелось бы думать, что я получал только то, что

заслуживал, но это было не так) и когда вокруг вас сотни столь же не заслуживающих этого

людей загребают деньжищи быстрее, чем их можно сосчитать, что делается с вашей верой в

справедливость доходов? Что ж, каждый воспринимает это по-своему. У некоторых вместе с

растущим богатством ощущение разумности мира только укрепляется. Они принимают эти

шальные деньги как серьезное доказательство того, что они достойные граждане своей

республики. Они свыкаются с не поддающимся ясному осмыслению убеждением, что талант

добывать деньги с помощью телефона является выражением неких высших достоинств.

Некоторые склонны считать, что такие люди в итоге начинают страдать от своей гордыни и

заносчивости. Ничего подобного. Они просто продолжают богатеть. И я уверен, что большинство

из них умирают толстыми и счастливыми.

Но моя уверенность в том, что есть смысл зарабатывать деньги, распалась в прах; слишком много было доказательств того, что это неправда - мол, чем больше ты

зарабатываешь, тем лучше живешь. А раз так, терялся смысл хлопотать о больших деньгах.

Забавно, что, только утратив веру в справедливость денег, я понял, как сильно эта идея на меня

влияла.

Это самое полезное из того, чему я научился в Salomon Brothers. Почти все остальное я

быстро и с готовностью забыл. Я наловчился ворочать сотнями миллионов долларов, но до сих

пор впадаю в растерянность, когда мне нужно потратить несколько тысяч. На учебных курсах

Salomon Brothers мне преподали урок смирения, но я при первом же удобном случае все забыл.

Я понял, что организация способна развратить человека, но, поскольку я до сих пор готов