Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета

Сэм положила руку на свесившуюся ногу Хэрта, словно пытаясь защитить его:

– Он не сумел описать мне своё детство подробно, но… у меня сложилось впечатление, что такой кошмар и вообразить невозможно.

Я посмотрел на руну:

– Неудивительно, что он загорелся мечтой о настоящей магии. Но этот символ…

– «Перт» изображает опрокинутую чашу, – пояснила Самира. – Это может означать пролитый напиток, или кружку, которую только предстоит наполнить, или стаканчик для игры в кости, что указывает на судьбу.

– Всё равно не понимаю.

Самира отряхнула козлиную шерсть, налипшую на штанину Хэрта:

– Я думаю… думаю, Хэрт ощущает родство с этой руной. Когда он пришёл к Мимиру и испил из источника, он мог выбрать между двумя судьбами. Выбери он первую, Мимир даровал бы ему слух и способность говорить и отослал бы обратно в Альвхейм. Тогда Хэрт смог бы жить нормальной жизнью, но был бы вынужден оставить мечты о магии. А вторая судьба…

– …научиться магии, – догадался я, – но остаться таким, как есть: глухонемым, ненавидимым собственными родителями. Что за гнусный выбор! Надо было всё-таки наступить этому Мимиру на лицо.

Самира покачала головой:

– Мимир лишь показал, из чего можно выбирать. Магия и нормальная жизнь несовместимы. Только те, кто познал сильнейшую боль, способны научиться магии. Чтобы познать магию, ты должен быть как пустая кружка… Даже Один… Он пожертвовал глазом, чтобы испить из источника Мимира, но это были ещё цветочки. Чтобы познать руны, Один соорудил петлю, подвесил себя на Мировом Древе и провисел так девять дней.

Желудок у меня сжался, проверяя, осталось ли ещё чем блевать. Убедившись, что нечем, он довольствовался просто спазмами.

– Так… не должно быть.

– Так было нужно, – возразила Самира. – Один пронзил себе бок копьём и провисел всё это время, страдая от боли, без еды и воды. Боль опустошила его… чтобы освободить место для магии.

Я посмотрел на Хэртстоуна. Мне хотелось то ли обнять его, то ли привести в чувство и отругать. Как можно по доброй воле соглашаться терпеть такую боль?! Разве какая-то магия этого стоит?

– Я ведь творил чудеса, – сказал я. – Исцелял, ходил сквозь огонь, обезоруживал всех подряд. Но мне никогда не доводилось мучиться так, как Хэрт.

Самира поджала губы:

– Это другое, Магнус. Эта магия живёт в тебе от рождения, ты унаследовал её от отца. Ты не выбирал свои способности, ты не можешь их изменить. Сейд альвов – магия врождённая. И это более слабая магия по сравнению с рунной.

– Слабая? – удивился я.

Не то чтобы я хотел с ним колдунством меряться, но все чудеса, которые у меня на глазах творил Хэрт при помощи рун, выглядели довольно… робкими.

– Я ведь говорила тебе ещё в Вальгалле, – сказала Самира. – Руны – это тайный язык Вселенной. Зная его, можно перекодировать действительность. Можно творить что угодно – насколько хватит сил и воображения.

– Тогда почему так мало народу учится рунной магии?

– Я тебе о чём твержу всё это время? Чтобы познать руны, надо принести огромную жертву. Большинство людей скорее умерли бы, чем зашли так далеко, как Хэртстоун.

Я поправил шарф на шее эльфа, укутав его получше. Теперь я понимал, почему Хэрт решил рискнуть и попробовать овладеть магией рун. Учитывая, что он пережил в прошлом, идея перекодировать действительность наверняка выглядела для него очень заманчиво. Тут я вспомнил о том, как его голос раздался у меня в голове. Хэртстоун назвал меня братом. После всего того, что ему пришлось вынести из-за смерти родного брата… произнести это, даже мысленно, ему уж точно было нелегко.

– Значит, Хэрт превратил себя в пустую кружку, – сказал я. – В руну «перт».

– Чтобы попытаться наполниться магией, – подтвердила Самира. – Я не знаю всех значений этой руны, Магнус, но знаю одно: именно её магию использовал Хэрт, когда мы падали в реку.

Я попытался вспомнить, как это было, но тогда я как раз схватился за меч и на меня навалилось такое изнеможение, что стало ни до чего.

– И что эта руна сделала?

– Она привела нас сюда, Магнус, – сказала Самира. – И привела Хэртстоуна в такое вот состояние, – она кивнула на похрапывающего эльфа. – Я не уверена, но мне кажется, что «перт» – это такой «авось», отчаянная попытка в надежде на чудо. Он бросал эту руну, как будто бросал кости, вручая нашу судьбу в руки богов.

На этот раз я так сильно сжал злополучную рунную плашку, что на ладони, наверное, появились синяки. Я всё ещё не понимал, зачем Хэрт дал её мне, но твёрдо решил не возвращать ему плашку, хотя бы какое-то время. Никому не пожелаешь тащить такое бремя в одиночку. Я сунул руну в карман.

Какое-то время мы преодолевали сильно пересечённую местность в молчании. Один раз Джек велел нам перейти на другой берег по стволу упавшего дерева. Прежде чем ступить на него, я на всякий случай огляделся – нет ли поблизости гигантских белок.

Кое-где снегу было столько, что приходилось перепрыгивать с одного выступающего над его покровом валуна на другой. А козёл Отис при этом рассуждал о том, кто из нас поскользнётся, упадёт и умрёт первым.

– Хорошо бы ты помолчал, – сказал я. – И хорошо бы у нас были снегоступы.