Оказывается к выступлению в Лондоне подготовка шла уже с января. Это же не так просто — всё это организовать. А я ещё удивлялся, что это у Гарри съёмки во Франции с середины мая перенесли на июнь. Моника уже всё давно знала, но молчала. Я даже представить себе не мог, сколько людей будет задействовано в этом шоу. А тут Дэвид ещё сообщил, что 95% билетов уже распродано и меморабилия готова к продаже. И что у нас за два дня до концерта будет прогонка выступления. Вот это меня и бесило! Вот почему заранее не предупредить? Нет, я понимал, что меня воспринимают всего лишь ребёнком. Но всё равно, обидно, мать вашу.
До середины мая мы пропадали на репетициях в местном гольф-клубе. Там для нас сняли зал, в котором до этого занимались йогой. Зеркала на всю стену, качественное покрытие, хорошее освещение. Первым делом, хореограф разметил мелом на полу наши будущие движения на сцене и впоследствии строго контролировал их. Стилист принёс сумки с одеждой и обувью — нам предстояло пять смен стиля. Один человек, я так и не понял его профессию, учил нас крутить гитары в руках, улыбаться в определённые моменты, поправлять волосы. Дали список прошедших цензуру двенадцати песен. К нам вдобавок приставили четверых человек с лампами и оператора с камерой. Они нас везде снимали — в зале, на улице, в доме на Тисовой. Даже в школу с нами сходили и на уроках посидели, типа мы не на домашнем обучении. В спортзале мяч погоняли с бывшими одноклассниками, снаружи на детской площадке побегали. Вот только нас перед съёмкой правильно одели, причесали и подкрасили. Получились идеальные ученики. Директор соловьём на камеру разливался — и такие мы красивые, и такие талантливые. С Гарри-второгодником было прикольно. Ведь об этом даже не заикнулись. Наоборот, библиотекарь заявила, что у моего брата даже свой персональный стол имеется, ведь он так любит читать. Поттер аж поперхнулся, слушая эти откровения. Наши одноклассники тоже, как под копирку, вспоминали, какие мы хорошие друзья. Ну ещё бы, мы же им диски с автографами подарили, канцелярии три ящика привезли. Особенно преподы налегали на то, что я сдал «Одиннадцать плюс» на 159 баллов. Вот, как оказывается, наша школа хорошо учит детей. А мне-то что? Я, конечно же, поддакивал. Имидж наше всё! Да и, может, школе чего-нибудь там обломится из бюджета? Они вроде теннисный корт хотели перестелить.
Мардж наконец-то дописала свою книгу о бульдогах. Издательство сначала хотело понизить цену книги — мягкая обложка, малое количество фотографий. Но тут сказался ажиотаж вокруг нас с Гарри. Плюс Мардж обеспечила рекламу будущей книге, когда начала брать везде Злыдня — на запись программ, в рекламу. Поэтому решили не мелочиться, и книга получилась настоящей энциклопедией английских бульдогов. Красочная, в твёрдой обложке, с огромным количеством фотографий, в том числе и наших. На самой обложке красовался Злыдень в образе рокера с резиновой гитарой в зубах. Наш человек, то есть, собака! Презентация книги проходила в Лондоне, и, закономерно, чтобы подержать тётю, туда отравились мы.
Мардж сидела за столом и подписывала книги, которые протягивали ей покупатели. Мы расположились рядом на диване и почёсывали бульдогу голову.
— Привет, вы же Дадли и Гарольд Дурсли? А я вас по телевизору видел. А как долго вы на гитаре играете? А это трудно? А этот бульдог ваш? У нас тоже есть бульдог, его зовут Черчилль. А ещё у нас живут рыбки и утка в саду. А что ваша собака любит кушать? Она тоже храпит? А когда пьёт, то фыркает и везде брызгает? А слюни у неё тоже текут? А вы в какой школе учитесь? Ой, а можно я вас сфоткаю? Нет, я лучше папу попрошу. Нет, а давайте, мы все вместе сфоткаемся, с папой и братом.
Я даже ошалел, когда на меня обрушился этот словесный понос. Мелкий блондин был на год-два младше нас, и рот у него не закрывался. На шее болтался фотоаппарат. Спокойствие, Дадли, только спокойствие.
— А меня зовут Колин Криви, а это мой брат…