Магия лжецов

– Э-э, здравствуйте, – тихо ответила она. Ей не хотелось, чтобы кто-то увидел ее или услышал. Мне тут же вспомнился отрывок из недавно подслушанного разговора: «Если расскажешь кому-нибудь, я скажу всем, что ты лживая шлюха».

Она боялась.

Я вручила ей свою визитку.

– Я знаю, ты не можешь здесь говорить, но нам нужно пообщаться. – Я огляделась по сторонам – пусть видит, что я всегда начеку и соблюдаю осторожность. Пусть думает, что это тайна. А потом решила наступить на хрупкую ветку с целью проверить ее на прочность: – В истинном золоте блеска нет.

Ее затравленный взгляд метнулся к моему лицу.

– Что вы сказали?

Бинго.

– Мне известно про вас с Диланом, – прошептала я. Девушка яростно замотала головой.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – прошипела она в ответ.

Я с заговорщическим видом сморщила нос.

– Да ладно тебе, Кортни. Я нашла тайник с записками.

– Какой тайник? – Она пребывала в искреннем замешательстве, так что я запаниковала, не просчиталась ли, а потом уловила мелькнувший в ее глазах страх. Он должен был избавиться от записок.

– Не будем говорить на эту тему здесь, – сказала я. – Давай встретимся в библиотеке после школы. В секции «Теоретической магии». Я достану пропуск для тебя, там нас никто не увидит. И не услышит. Обещаю. – Я склонила голову, и наши глаза оказались на одном уровне. – Это очень важно, Кортни.

Она невидящим взглядом уставилась на мою визитку. На ее груди расцвели розовые пятна и поползли вверх по шее – она еще не научилась, как моя сестра, магическим образом контролировать этот уродливый румянец. После долгого молчания Кортни развернулась и скрылась в кабинете, зажав в кулаке мою визитку. Когда дверь за ней закрывалась, я успела перехватить взгляд Рахула. В его глазах плескалось сомнение. Я помахала ему рукой, задержав ее на несколько секунд дольше положенного. Уголки его губ изогнулись в крошечной кривой ухмылке.

А после дверь захлопнулась, и я оказалась одна. Мне оставалось только ждать.

Я стояла в дальнем конце секции «Теоретической магии» с двумя выданными Торрес пропусками в руках. Большая часть моего дня пролетела с пугающей скоростью. Я провела еще две бесполезные беседы с учителями, во время которых выслушала кучу невнятного хмыканья и бормотания о небольших разногласиях между Кэпли и учителем экономики по поводу того, стоит ли ученикам давать аспирин. Любой детсадовец сказал бы им, что это даже отдаленно не тянет на мотив, но я все равно позволяла им болтать на протяжении нескольких часов. Очень скоро их слова превратились для меня в белый шум – я делала вид, что слушаю их, а сама наблюдала за облаками через большие библиотечные окна: как они редели, расползались и потом снова сгущались.

При взгляде на секцию «Теоретической магии» у меня до сих пор кружилась голова, и по-прежнему слышался исходящий от книг шепот. Звук этот совершенно не походил на перелистывание страниц, а скорее напоминал комнату, полную людей, которые вдруг поняли: среди них затесалась знаменитость в больших темных очках и шарфе. Как бы я ни пыталась разобрать слова, все они сливались в мерный гул – приглушенный обмен сплетнями.

Больше ни в одной из секций таких разговорчивых книг не было. Я спросила об этом у Торрес, когда получала пропуски.

– Мне кажется, – ответила она, – шепот книг связан с тем, что они увидели нечто ужасное и впечатляющее. Отчасти поэтому я не верю, что с Сильвией произошел «несчастный случай» – чтобы разговорить эти книги, требуется что-то более грандиозное.

– А о чем они говорят? – спросила я в надежде получить простой ответ.

– Понятия не имею, – призналась Торрес. – На протяжении нескольких недель Табита пыталась разобраться и выяснила, что это – новый книжный язык, который мы не в состоянии перевести.

Я разочарованно покачала головой.

– Получается, вы не знаете, чем он вызван и что означает. – Она кивнула. – Выходит, магию нельзя назвать точной наукой, да?

Тут ее глаза округлились, она откинулась на спинку кресла.

– Именно наукой она и является, Айви. Мы строим множество догадок, часть из которых оказывается верна, и всеми силами пытаемся найти объяснение феномену, который, может, никогда не сумеем до конца понять. Так что я бы сказала: это совершенно точно наука.