Кагот вернулся к столу и опустился на стул. Только сейчас он почувствовал, какого напряжения стоила ему эта встреча, этот разговор. Он заметил, что держит в руках тетрадь с числами. Поначалу он и не собирался прибегать к ним в разговоре с земляками. Это получилось как-то само собой. Он думал откупиться от них щедрыми подарками: в его каюте были приготовлены два мешка с мукой, сахаром, чаем, табаком, даже припасена на всякий случай дурная огненная вода. Все это осталось. А может быть, все-таки отдать им? Но вспомнив, как Таап грозился уйвэлом, Кагот ощутил в себе гнев и отогнал мысль о том, чтобы передать мешки с подарками.
За себя Кагот был спокоен. Он был уверен, что теперь никакая шаманская порча его не возьмет. Но Айнана… Смогут ли и ее защитить деревянные стены тангитанского корабля и новая, матерчатая одежда?
Кагот ощутил нарастающее беспокойство, и вдруг светлая мысль пронзила его: имя! Надо сделать так, как всегда делается в таких случаях, – переменить имя Айнане, и тогда уйвэл не найдет ее.
Он едва дождался возвращения девочки, потому что опасался еще и того, как бы Таап и Нутэн не перехватили упряжку и не отняли Айнану силой. Но, видно, они не посмели этого сделать. Выйдя на палубу, Кагот еще издали заметил на нарте ярко и нарядно одетую дочку.
Амундсен подошел и спросил:
– Чем кончилось ваше свидание?
– Я им все сказал, – ответил Кагот.
– Они согласились с вами?
– Главное в том, что я не согласился с ними, – сказал Кагот.
– Вы думаете, что они отступились от вас?
– Они поняли, что нет такой силы, которая заставила бы меня вернуться к ним.
– Но, Кагот, может быть, в этом деле не все плохо? Ведь шаманы, насколько я знаю, занимаются не только ворожбой, но и другими делами: лечат, предсказывают погоду, совершают разные обряды, хранят традиции… Быть может, среди служителей вашего культа есть какое-то разграничение на добрых и злых шаманов?
– Нет, – твердо ответил Кагот, – у нас шаманы не делятся на белых и черных, на добрых и злых… Если говорить по справедливости, то шаман должен быть только добрым. Но могущество, которое дается ему Внешними силами, часто используется им во вред человеку… Я отрекся от своей судьбы не потому, что так захотел, а потому что судьба сама отвернулась от меня. В молодые годы мне почудилось, что я увидел богов и услышал их голоса. Тогда жизнь казалась мне прекрасной и бесконечной. А когда я встретил Вааль, я окончательно уверился, что Внешние силы избрали меня среди многих живущих на земле и одарили великим счастьем. Но уже тогда стала появляться мысль – не много ли счастья? Я сердцем болел, когда думал, что оно когда-то может кончиться. И предчувствие мое сбылось. Несмотря на то, что я дни и ночи камлал, пытаясь умолить Внешние силы, люди умирали, не донеся куска мяса до рта, чаши с водой до своих иссохших губ. Никто не услышал меня: ни Внешние силы, ни другие шаманы… Умерла и моя Вааль… И тогда я проклял свое предназначение и ушел. Другого пути у меня не было…
Когда Кагот говорил все это, голос у него прерывался от волнения.
– Успокойтесь, Кагот. – Амундсен положил свою тяжелую руку ему на плечо. – Здесь вы в полной безопасности…
Нарты подъехали. Айнана соскочила и бегом поднялась по трапу на борт корабля. Она что-то держала в руке. Кагот взял и узнал старый, почерневший обломок моржового бивня.
– Это на счастье, – сказал Кагот. – Я вырежу из него талисман для тебя.
– Из-под снега его выкопал дядя Олонкин, а нашла я сама! – гордо сказала девочка.
За обедом, подав на десерт сливочное мороженое, приготовленное в естественном холодильнике за бортом, Кагот расположился со своей тарелкой рядом с дочерью и, когда насытившиеся члены экспедиции взялись за свои сигары и трубки, громко объявил:
– Господа! Я хочу дать Айнане тангитанское имя.
Сундбек с удивлением воззрился на повара и сказал:
– А мне очень нравится ее имя – Айнана! По-моему, прекрасно звучит, а, господа?
– Очень нужно, чтобы у девочки было тангитанское имя, – повторил Кагот.
– А зачем это? – спросил Амундсен.
Каготу не хотелось раскрывать настоящую причину, и он уклончиво сказал:
– А вдруг она поедет учиться в тангитанскую школу и там ее спросят: как зовут?
– В общем-то, это резонно, – сказал Амундсен, – У меня действительно не раз возникала мысль о том, чтобы взять девочку в Европу и отдать в какой-нибудь приличный пансион, выучить грамоте, музыке…
– Ну хорошо, – вмешался в разговор Олонкин. – Допустим, Айнана действительно выучится и грамоте, и музыке, и европейским манерам… А потом вернется обратно в ярангу?
– Совсем недавно именно это соображение останавливало меня, – сказал Амундсен. – Но теперь ситуация стала иной: Першин и его товарищи собираются коренным образом менять здешнюю жизнь.
– И вы верите, что у них получится? – с оттенком недоверия спросил Олонкин.