Магические числа

– Они собираются плыть к вершине Земли, – ответил Кагот. – А путь туда долгий, несколько лет может занять.

– А что им там надо, на этой вершине? – поинтересовался Гаймисин.

– Толком не сказал Амундсен, – ответил Кагот. – Но думаю, что он оттуда хочет поглядеть на всю нашу Землю.

– Иногда тангитаны тоже любят приврать, – тихо заметил Гаймисин, сожалея о том, что Кагот портит свой интересный рассказ явными небылицами. – Ты лучше рассказывай о жизни на корабле…

– Кроме забот о еде, они еще много занимаются разными измерениями, – повествовал дальше Кагот. – Мерят толщину льда, глубину воды в разных местах, мерят силу ветра, мороза и многое-многое другое.

– Зачем все мерить? – спросил Гаймисин. – Какая от этого польза?

– Этого я не знаю, – сознался Кагот.

– Может, мерят для того, чтобы делить? – высказал предположение Амос и обратился к Першину: – Большевики тоже мерят?

Першин на всякий случай ответил утвердительно, но Гаймисин засомневался:

– Какой смысл делить морскую глубину и толщину льда? Наверное, совсем для другого мерят, а не для дележа.

– Вроде бы не для дележа, – согласился Кагот. – И все же измерения у тангитанов занимают большое место в жизни. Для проживания они выделили мне деревянный полог с подставкой для сна, сколоченной из дерева. На такой же подставке я спал, когда плавал на «Белинде». Но вот что меня удивило: прямо на мягкую матерчатую постель поверх настлан еще кусок белой материи.

– Какомэй! – чуть ли не в один голос воскликнули Амос и Гаймисин. – Для чего это?

– Я потом проверил у других, – продолжал Кагот, – у всех так: и у Амундсена, и у Сундбека, и у Олонкина. Материя чистая, белая, жалко на нее ложиться. Из нее вполне можно сшить зимнюю охотничью камлейку. Да не одну, потому что куска материи два-один сверху, а другой снизу…

– И ты лег? – с каким-то отчаянным сожалением спросил Гаймисин.

– Нет, – ответил Кагот, – не лег…

– Ну и хорошо сделал, – с облегчением заметил Амос, напряженно следивший за рассказом Кагота.

– Я эти куски снял с постели и сложил в укромное место. Когда буду совсем уходить с корабля, возьму с собой.

– Как интересно! – заметила Каляна, явно подобревшая к Каготу.

– Да, интересно, – кивнул в знак согласия Кагот. – Но привыкать трудно.

– А у большевиков как? – Гаймисин повернул лицо к Першину. – Они тоже спят на белой материи?

– Да, – ответил Першин.

– Где же они берут столько белой материи? – удивилась Умкэнеу. – Они же бедные!

– И некоторые бедные люди так спят, – ответил Першин.

– Это значит, – заключил Амос, – и мы в будущем должны будем на белой материи спать.

– Мне ни за что не уснуть, если лягу на такое, – сказала Умкэнеу.

– Снег будет сниться, – добавила Каляна.

– А какие разговоры ведут? – спросил Гаймисин. – По вечерам о чем толкуют?

– По вечерам они больше читают, – ответил Кагот.

– Читают? – удивленно переспросил Гаймисин. – И наш учитель тоже читает, верно, Умкэнеу?

– Читает, – подтвердила Умкэнеу, ласково взглянув на Першина. – Такие красивые разговоры, как шаманские заклинания.

– И еще он поет песни, призывающие людей быть вместе, не унывать, соединить свои усилия… Вроде как мы, когда собираемся убивать кита или идем на моржовое лежбище, – добавил Гаймисин.

Похоже на то, подумал Кагот, что, пока он жил среди корабельных тангитанов, здешняя жизнь шла своим чередом, заполняясь новым содержанием, и русский учитель зря времени не терял…

Смело, товарищи, в ногу!
Духом окрепнем в борьбе.
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе.

Гаймисин спел это громко, с чувством, под конец в его низкий, глубокий голос вплелся высокий девичий голосок Умкэнеу.

– Какомэй! – только и мог вымолвить пораженный до глубины души Кагот. – Здешние новости тоже интересны!

– Алексей нас учит, – с благодарностью произнесла Умкэнеу. – Мы от него много переняли.

– Расскажи про зимнюю дорогу, – попросил учителя Гаймисин. – Пусть Кагот тоже услышит.

– Это стихи, – откашлявшись, объяснил Першин. – А сочинил их великий русский поэт Александр Пушкин, Он умер давно, а вот его слова остались не только в книгах, но и в памяти людей. Вот слушайте:

Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печально свет она.
По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит…

– Ты слышишь, Кагот? – взволнованно спросил Гаймисин. – Хотя я давным-давно не смотрел на зимнюю дорогу, но как сейчас вижу: бегут собаки, перебирают лапами, оглядывается вожак, а по снегу волочатся стекающие с их длинных красных языков замерзающие слюни. Шуршат полозья по снегу, шуршит снег по твердым, словно оструганным сугробам, а кругом тишина… Сверху звезды смотрят на тебя, по краям неба встает полярное сияние, и луна как будто прокрадывается… Хорошо!