Маг поневоле

В келье скромного служителя храма Троих было уютно. Внушительный по своим размерам светоч разгонял утренний полумрак, уверенно вытесняя его на улицу сквозь большое, с настоящим стеклом вместо мутного пузыря окно. В углу весело потрескивала дровами небольшая печка, вдоль всей стены, справа от меня, были прибиты полки, нижние из которых были почти доверху заполнены кипой бумаги и свитков, а верхние занимали книги, причём пара из них была прикреплена к стене толстыми цепями, со свисающими амбарными замками устрашающего вида. Слева, рядом с печью и парой массивных сундуков накрытых плотной материей, была ещё одна дверь, за которой очевидно находилась спальня верного служителя Троих. Разбитые в кровь ноги утопали в меху какого–то неизвестного мне животного, чья шкура была небрежно брошена на пол. Сам же отец–наставитель, разместившись напротив меня в большом деревянном кресле обитом мягкой материей чёрного цвета, изволил завтракать, низко склонившись над изящным с витыми тоненькими ножками столом, заставленным едой. На моё появление он обратить внимание не соизволил.

Я стал молча ждать, буквально захлёбываясь заполнившей рот слюной и чувствуя, как в тугой узел заворачиваются возмущённые таким невниманием к ним кишки. Есть хотелось до судорог в животе. Вчера вечером, когда я, чудом успев к сроку, ввалился в школьную сторожку, покормить меня никто не удосужился. Сунули в сырой вонючий подвал, на том их гостеприимство и закончилось. Хорошо хоть по шее не надавали!

Пара охранников, один из которых сейчас так же ждал окончания трапезы жреца у меня за спиной, уже закрыли ворота на запор и собирались с чистой совестью угоститься копчёным окороком и парой бутылок местного вина. Поэтому моё появление они встретили без особого восторга. Слава Троим, что хоть пустить соизволили! Очевидно, желание как следует накостылять назойливому бродяге, бешено стучащему в ворота, пересилило природную лень. И накостыляли бы! Сжатые в руках дубинки сомнений в намерениях не вызывали, да и на выражения, открывая ворота, доблестная охрана тоже не скупилась, попутно подробно объясняя мне, что они сейчас со мной делать будут.

Как не странно, но от неминуемой расправы меня спасла стигма. Толстяк уже занёс свою дубинку, примериваясь, куда бы половчее ударить, как вдруг, вылупив глаза, опустил её и, тыкая пальцем мне на шею, дико заржал.

— Смотри Аникей! У этой деревенщины стигма побелела! Прямо у меня на глазах цвет сменила!

— Точно! — присоединился к веселью второй. — Ну, ты и везучий парень! — почти дружески хлопнул он меня по плечу. — В последний момент успел!

Я настороженно наблюдал за ржущими охранниками, чувствуя надвигающуюся очередную порцию неприятностей. Не к добру эти сволочи так веселятся. Явно не встрече со мной радуются. Уж лучше бы избили, что ли? Мне бы оно дешевле обошлось!

— Послушай Аникей, а он точно успел? — задумался, вволю насмеявшийся, толстяк. — Что–то я сомневаться стал.

— Думаешь, не успел? — даже расстроился его напарник крепкий жилистый вояка с немного приплюснутым носом и сокрушённо закачал головой. — Вот ведь! А я уже и обрадовался было! Не поверишь, Данила! За сына родного так никогда не переживал, как сейчас!

— Я же вовремя прибежал! Вы же видели! Стигма у вас на глазах побелела! — я почувствовал, как внутри у меня поднимается ярость. Столько всего пережить, столько препятствий преодолеть, каким–то чудом всё же успеть и теперь всё потерять из–за двух обленившихся негодяев, от скуки решивших покуражится! Что может быть обиднее?

— Парень утверждает, что ты там что–то выдел Данила! — требовательно уставился на своего напарника Аникей. — Ты давай уже, признавайся! Не видишь разве, переживаю я за него!

— А я и не отрицаю, — покорно кивнул в ответ толстяк, скорчив кислую физиономию. — Конечно, видел! Я ещё в окно из сторожки посмотрел, когда этот выродок айхи только к воротам подходил. Стигма уже тогда белой была!

— Пожалуй ты прав, — огорчённо вздохнув, почесал голову Данила. — Я тоже в это время в окно выглядывал, — и тоскливо закатив глаза, жалобным голосом резюмировал: — Значит, всё же, не успел! Вот досада то! Надо отцу–наставителю доложить!

— Что же вы творите то, а?! — сжав кулаки, заорал я. — Ведь знаете, что успел я вовремя! Что за корысть вам меня губить?!

— Может всё же намять ему бока? Как думаешь Данила? — Аникей выразительно покрутил зажатой в руке дубинкой. — Вежеству эту деревенщину поучить?

— Намни, коли желание есть, — лениво потянулся толстяк. — А мне что–то уже лень. Давай лучше сунем этого недошлёпка в поруб, да пойдём, выпьем. Всё одно отец–наставитель отдыхать уже изволит. Раньше утра им заниматься не будет.

— И то. Что–то в глотке пересохло. И так из–за него припозднились уже, — согласился с напарником Аникей, хватая меня за локоть. — Ступай, давай, пока бока не намяли! Завтра к отцам–вершителям отправишься. Помогать тебе, у нас корысти тоже нет!