Маг поневоле

— Вельд значит. — Старик, нехотя поднявшись из–за стола, направился было к полкам с бумагами, но на полпути остановился, резко повернувшись в мою сторону. — Так это о тебе отец Мефодий сказывал, что ты в трёх днях пути от Велича в бега подался? Прямо с постоя утёк!

— Не убегал я, всеблагой отец. Деревенские схватили, да в подполье кинули, — я на мгновенье задумался, стоит ли говорить об участии в похищении Гонды и решил, что не стоит. Доказать я это не смогу, а Лузга с Марком наверняка на его сторону встанут. Три голоса против одного. Им и вера будет. — Да только я сбежал, да в город кинулся.

— Экий ты шустрый! — жрец, покачав головой, всё же добрался до полки и начал перебирать бумаги в поисках нужной, — Как же ты с подполья вынутся смог? Аль, — Голос отца–наставителя буквально засочился издёвкой, — людишки, что в деревеньке живут, сжалились и отпустили?

— Как же, отпустят они, — пожал я плечами. — Дядька, что еду мне принёс, пьяный вусмерть пришёл. Ну, я и подсуетился.

Я ещё в порубе, когда аудиенции с отцом–наставителем дожидался, всё обдумал и про себя решил: ни о степняках с их странным шаманом, ни тем более о проклятом городе никому не рассказывать. Слишком много вопросов ко мне может возникнуть. Нехороших вопросов. С далеко идущими последствиями. Зачем мне эти сложности? Проще надо быть. Сам сбежал и до Вилича добрался. Не та я фигура, чтобы кто–то следствием озадачился и в подробности вникать начал. Успел в школу к сроку и ладно. Да и послухи, чтобы опровергнуть мои слова, где? Степняки? Ага, лови теперь ветер в поле! Деревенские? Так они вообще, что схватили меня, отрицать будут. Им правёж храмовый не нужен!

— И что же, по дороге в Вилич тебя никто не перенял? — отец–наставитель всё же нашёл нужную ему бумагу и не спеша прошествовал обратно к столу.

— Я лесом шёл вдоль дороги, всеблагой отец. Хвала Троим, не приметил никто!

— Эва как! — старый жрец, сплетя пальцы на груди, откинулся на спинку кресла. — Ну, раз сами Трое твоей судьбой озаботились, тогда, конечно, как не дойти!

Внутри у меня всё похолодело. Нужно было очень постараться, чтобы не заметить в словах жреца почти не прикрытой издёвки. Просто не верит или что–то знает?

— Выйди отсель!

Данилу будто ветром сдуло. Только дверь хлопнула.

— Ну что же, — выдержав эффектную паузу, продолжил, между тем, отец–наставитель. — Лжу ты складно глаголить умеешь. А теперь я хочу услышать правду.

— Я правду и рассказал, всеблагой отец.

Рассказывать о моих приключениях категорически не хотелось. К тому же, оставалась надежда, что хитрый старикашка просто берёт меня на пушку, пытаясь банально развести. Что он мне предъявить то может?

Старый жрец сокрушённо покачал головой и потянулся к желтоватому листочку, небрежно брошенному среди грязной посуды.

— А отец Валент, что наставителем при той деревне состоит, по–другому сказывает! Голубь от него к отцу–приору намедни прилетел, — пояснил мне старик, помахав пергаментом. — Пишет он, что ты с постоя ночью убёг, а потом, на третий день обратно в деревню вместе со степняками явился. Ворота им опять же обманом открыл, грабил вместя с ними, насильничал. Старосту местного живота лишил. А потом и скрылся вместе с татями степными. Во как!

— Эк он тебя распластал! Словно рыбешку, какую! Это угораздило же меня к татю в услужение попасть!

Вот ведь пакость меховая! То не дозовёшься, а тут сразу появился. Цирк ему тут бесплатный!

Я зло покосился на весело скалящегося Толика, выглядывавшего из–за спины отца–наставителя, лихорадочно соображая, что же теперь делать. Понятно, что тамошний жрец решил всю вину за свой недосмотр на меня свалить. Мне–то как быть?! Ведь ясно, что против святоши мои слова и гроша ломаного стоить не будут!

— Вот и выходит, — отец–наставитель, кряхтя, поднялся и шагнул в мою сторону, — что ты не только отступник, но и тать и изменник и я тебя на правёж княжьему палачу передать должен. И передам, — пытливо глядя мне в глаза, заявил старый жрец. — Коли ты и дальше запираться будешь!

Я промолчал, напряжённо пытаясь понять, куда клонит хитрый старик. Ведь что–то ему от меня надо, раз я ещё тут, а не в застенках княжеских корчусь. Вот пусть и банкует. Крыть мне, пока, всё равно нечем!