«А ты разве не так рассуждала бы, Бренна? – проснулся давно позабытый внутренний голос. За последние шесть лет он нечасто беспокоил меня – контролеру не до внутренних голосов. – Разве не вынесла бы ты обвинительный вердикт, если бы на месте обвиняемого был не Даймонд? Разве тебе не жалко людей? Разве не мы в ответе за них? А если все будут сначала создавать, а потом губить? Благо, за это даже не положено достойного наказания».
Я медленно побрела вниз по лестнице.
Мне жалко людей. Очень жалко. Так, что скручивает внутренности.
Но Даймонд…
Я остановилась и расплакалась.
– Сеньора Бренна!
Оттавио возник, как всегда, бесшумно.
– Прошу вас, пойдемте вниз. Вас ждет ваша чашка с какао.
Я оперлась на его руку, и мы спустились. Да, ужин ждет меня. А еще – ждет Даймонд.
А что я ему скажу?
Пока я пила – вернее, впихивала в себя какао, чтоб были силы, и отирала с лица слезы, Оттавио суетился вокруг, подкладывая на тарелку печенье и отгоняя любопытную горничную, которая так и норовила задать какой-то вопрос.
– Сеньора, – сказал он наконец. – У меня есть чудесная нюхательная соль.
– Неумолимая, Оттавио, – произнесла я, глядя в никуда. – Неумолимая! Давай свою соль.
Гадость, которую он заставил меня нюхнуть, привела в чувство моментально. Пожалуй, я даже готова пойти к Даймонду, ведь мне необходимо спросить его кое о чем. Но вот сообщать ли ему о ходе событий? Он же со вчерашнего дня в неведении. Если только…
– Оттавио?
– Да, Неумолимая?
– Ты говорил хозяину про суд?
– Нет, сеньора Бренна, – вздохнул он. – Мне очень хотелось рассказать, но я не посмел.
– Ну вот и славно, – заключила я, поднимаясь. – Я расскажу сама. Который час?
– Без двадцати десять, Неумолимая.
– Пора собираться. А что, охрана все время там?
– Да, они дежурят попеременно. Не понимаю, зачем это нужно. Хозяин никуда не сбежит.
– У них тоже правила, – усмехнулась я. – Все миры разные, но в каждом есть обязательные элементы. Как, например, тюрьма и независимая охрана. И законы, которым они подчиняются, написаны не креадором, а Верховными творцами. Далеко ли нам идти?
– Во флигель, Неумолимая. Прошу вас следовать за мной.
Оттавио подал мне мою шаль. Этой шали уже много лет, но я не расстаюсь с ней, особенно холодными вечерами.
Сейчас был как раз такой.
Мы вышли во двор. Узкая дорожка, посыпанная гравием, вела к одноэтажному каменному флигелю. Оттавио распахнул передо мной дверь, и мы сразу очутились в коротком широком коридоре. На стуле у крепко сбитого стола сидели два гвардейца и резались в карты. При виде нас они вскочили с мест, хотя в струнку и не вытягивались. Насколько я помню – мне они не подчиняются, значит, это элементарная вежливость.
– Свидания разрешены, я полагаю? – спросила я, изо всех сил сохраняя хладнокровие. Кто знает, что за люди эти гвардейцы.
Ни слова не говоря, один из них вышел из-за стола и кивком предложил мне следовать за ним.
Коридор сразу заворачивал. За углом находилась камера – одна-единственная. Помещение с решеткой во всю стену. За решеткой на койке сидел мой креадор. Увидев меня, он вскочил, но не сдвинулся с места. Гвардеец отпер замок и, открывая дверь, буркнул:
– Двадцать минут!
После чего пропустил меня внутрь и запер вместе с Даймондом.
А затем быстрым шагом удалился.
Мы бросились друг к другу и обнялись.
– Фейри моя, – шептал Даймонд, гладя мои волосы и плечи. – Как я скучал…
Я не могла говорить, просто прижималась к нему. Хотелось плакать, но я старалась держаться. Вот уж точно сейчас это не к месту.
Даймонд наклонился и нашел мои губы.
Вкус миндаля был таким явственным, будто он ел его только что, хотя дворецкий, утверждавший, что хозяин ест то же, что и мы, никакого миндаля к столу не подавал.
– Оттавио кормит тебя миндалем? – прошептала я, на миг оторвавшись от требовательных губ и проведя рукой по щеке моего мага. Он сегодня не брился…
– Тебе опять мерещится миндаль? – грустно улыбнулся Даймонд. – Нет никакого миндаля на самом деле. В Мире-на-краю обостряются чувства и ощущения. Поэтому ты так явственно чувствуешь миндаль.
– Я не понимаю.
Креадор вздохнул.
– Ты ведь ощущаешь мою ауру?
– Да, но… это вообще не запах.
– Ты рано потеряла родителей, так ведь? Поэтому не знаешь, что аура достается от обоих родителей. Просто ты аналитик, поэтому раскладываешь мою ауру на две составные части. Одна из них – этот самый запах. – Я чуть отстранилась, во все глаза глядя на него. – Ты ведь знаешь, что «баум» означает «дерево»?
Я медленно кивнула.
– Ну а фамилия моей матери – Альмендрас. Это и есть «миндаль». Даймонд Альмендрас-Баум. Я твое миндальное дерево, Бренна.
У меня перехватило дыхание.
А в следующую секунду я вцепилась в Даймонда и разрыдалась в голос. Не было сил больше сдерживать напряжение.
Даймонд сгреб меня в охапку и, дошагав до койки, сел, посадив меня к себе на колени.
Он обнимал меня, а я могла только плакать, думая про себя: ну почему он не сказал мне раньше. Как будто это могло что-то изменить…
Когда я немного успокоилась и уже только слегка всхлипывала, Даймонд погладил меня по голове и мягко сказал: